отмытые после предыдущего боя доски пола. Старик с болью в душе маялся от собственного бессилья возле бортика ринга, совершенно не слыша рева публики, буквально обезумевшей от захватывающего зрелища. Зато он улавливал каждое движение, каждый финт Грея, вертевшегося вокруг более массивного Убийцы Викинга со скоростью волчка. И когда клыки бэндога оставляли на шкуре волкодава кровоточащие отметины, Егор Павлович почти физически ощущал боль, которую испытывал в этот момент его любимец…
На первый перерыв псов едва растащили. Они сплелись в какой-то немыслимый клубок, гидру с двумя головами и неизвестно каким числом конечностей. Хозяевам бойцов помогали и корнеры, однако всем четверым пришлось здорово потрудиться, прежде чем Грей оказался в своем красном, а Викинг – синем углу ринга.
Все полминуты перерыва, пока корнеры обтирал волкодава и бэндога полотенцами, старик что-то нашептывал Грею на ухо, будто тот и впрямь был не псом, а самым настоящим боксером-человеком, и мог понять его тренерские советы. То же самое делал и хозяин Викинга, но громче. Видимо, он был разъярен тем, как ведет себя бэндог в бою, а потому резко, не стесняясь в выражениях (благо в цирке было и в перерыве довольно шумно), ругал своего пса. Наверное, таким образом он подтравливал Викинга, потому что бэндог к исходу тридцатисекундной передышки злобно рычал и рвался из рук корнера, чтобы наброситься на Грея.
Второй раунд начался для волкодава неудачно. Чемпион обрушился на него как каменная глыба, и Грей уже не смог, как прежде, увернуться. Викинг рванул плечо противника и выдрал приличный кусок шкуры.
Волкодав даже не зарычал – взревел, что случилось с ним первый раз за все время боя и презрев беспощадные клыки бэндога, молниеносно вцепился ему в челюсть. Не ожидавший такого отпора Викинг в ярости мотнул головой и Грей отлетел от него будто выброшенный катапультой. Правда, при этом ему все же удалось располосовать нижнюю губу бэндога, что вызвало у Викинга новый приступ бешенства. Он сильным прыжком преодолел расстояние между ним и Греем и буквально накрыл волкодава своим мускулистым телом.
На этот раз волкодав на ногах не устоял. Викинг, не давая Грею времени, чтобы подняться и дать отпор, катал его по полу как большой меховой мяч, безжалостно нанося глубокие раны. Правда, волкодаву в какойто мере повезло, что бэндог был приучен искать в бою на теле противника лишь уязвимые места, к которым, похоже, лапы не относились – так его учили – иначе мощные челюсти чемпиона уже переломали бы все кости на ногах Грея. Но все равно бедному волкодаву от этого было не легче – Викинг не давал ему ни секунды передышки.
Старику казалось, что он вот-вот сойдет с ума от страха за жизнь своего любимца. Он уже готов был выбросить на ринг полотенце, чтобы остановить бой, и даже схватил этот белый лоскут, но тут раздался неистовый вопль Чижеватова 'Не-ет!!!', сидевшего в первом ряду, прямо за его спиной, и Егор Павлович безвольно опустил руки. Страдая от собственного бессилья, он наблюдал как Викинг терзает Грея – и плакал. Скупые слезы стекали по щекам, мутили взгляд, но старик их не замечал и не пытался вытереть. В этот момент он не думал ни об Ирине Александровне, ни о деньгах, ни о том, что вдруг начало покалывать сердце. Все его помыслы были там, в яме ринга, где сражался Грей.
И вдруг течение боя изменилось. Что-то произошло, понял старик. Но что именно? По- прежнему Викинг рвал Грея, а тот отбивался, как мог, хотя все же на ноги поднялся, и по- прежнему бэндог теснил волкодава, пытаясь загнать его в угол, чтобы лишить маневра. И все равно, что-то было не так.
Егор Павлович посмотрел на хозяина Викинга. Тот выглядел озадаченным и встревоженным и время от времени поглядывал на секундомер. Старик перевел взгляд на ринг и наконец заметил, что атакам бэндога явно стало не хватать мощи. Как и прежде, он превосходил Грея в натиске, но теперь его укусы не оставляли на теле волкодава глубоких ран, а лишь царапины. Викинг устал! Неужто Чижеватов был прав!? Грей, миленький, держись! Еще немного…
Волкодав будто услышал немой призыв хозяина. Он вдруг сжался в комок и ударил в грудь бэндога словно пушечное ядро, тем самым заставив противника отвернуть в сторону и подставить ему бок. И тут Грей поступил вопреки логике собачьих боев. Он не стал кусать бэндога в незащищенное место, а мощным прыжком вскочил ему на спину и вогнал свои, тоже немалые, клыки в холку Викинга.
Цирк сначала взревел, а потом замер. На глазах искушенной в собачьих боях публики творилось нечто непонятное – совсем недавно бэндог гонял волкодава по всему рингу, и все уже думали, что победа Викинга близка, а теперь он сам мечется, как полоумный, внутри деревянного ящика, пытаясь сбросить вцепившегося в него мертвой хваткой Грея.
И только старик разгадал замысел своего любимца. И облегченно вздохнул – Господи, неужели?..
Грей вспомнил свое недавнее прошлое, когда они с хозяином травили медведей. Свора обычно отвлекала внимание косолапого, а Грей, улучив момент, запрыгивал медведю на спину. Обезумевший от ярости и боли зверь что только не делал, чтобы сбросить с загривка нелегкую, беспрестанно жалящую ношу. Но волкодав отпускал его лишь тогда, когда старик подходил к медведю на расстояние верного выстрела и коротким свистом извещал пса, что пора ему и своре отойти на безопасное расстояние…
Бэндог выдохся. Это стало ясно всем. 'Шкаф', его хозяин, пенился от бессильной злости и кричал так, словно его резали. Но пес уже не внимал его командам; он носился по рингу с угла в угол, иногда падал, с трудом поднимался, и снова продолжал свой безумный забег с тяжелым грузом на спине. Никогда прежде он не испытывал такого унижения. Викинг всегда побеждал, он был по своей сути вожаком стаи, а потому до сих пор просто не представлял себя в роли униженного и поверженного. Бессильная злоба, не находящая выхода, смешанная с накопившейся за время боя усталостью, постепенно превращалась в апатию, и Викинг, уже будучи не в состоянии держаться на ногах, сначала упал на передние лапы, а затем и вовсе лег, погребенный под черным мохнатым ужасом, все глубже и глубже запускающим свои клыки в тело бэндога.
Бой остановил главный судья – вопреки бурным возражениям совсем потерявшего голову хозяина Викинга.
У старика хватило сил лишь на то, чтобы отозвать условным свистом злого, как тысяча чертей, Грея. Едва пес подошел к нему и ткнулся мордой в колени, Егор Павлович даже не сел, а рухнул на пол ринга. И тогда впервые произошло то, чего до сих пор никогда не случалось: волкодав заботливо слизал своим бархатным языком с лица старика капельки слез.
– Я говорил, я говорил!.. – кричал счастливый Чижеватов.
– Да, да, конечно… – старик еле ворочал языком.
Овации в честь Грея не утихали…
Отступление 7. Зона Сиблага, 1960 год Вблизи хребет поражал своим грозным величием и неприступностью. Конечно, он не был так высок, как гора Казбек в Грузии, нарисованная на папиросной пачке; Громовик по высоте не дотягивал и до трех тысяч метров над уровнем моря. Однако человек в здравом уме – если он не хорошо подготовленный альпинист – даже не подумал бы сделать попытку оседлать его длинную спину, куда вели лишь бараньи тропы.
И тем не менее Чагирь рискнул…
Теперь свора уверенно и цепко стала на след беглых зэков и довела Егора до крутого склона, за которым начинался хаос из скал, ложбин и уродливых сосен, державшихся на юру благодаря не толщине ствола и прочности корней, а из-за приземистости и широко раскинутых
