Юрий Артамонов не прозябал в эмиграции, как многие соотечественники, оказавшиеся после Гражданской войны на чужбине. И занимался он в Таллине не только переводами для английского паспортного бюро. Потому едва ли не на следующий день он направил в Берлин, на Курфюрстен–дамм, 16, подробнейшее письмо своему другу князю Кириллу Ширинскому– Шихматову, который приходился сыном, как уже знает читатель, члену Высшего монархического совета. С письмом был ознакомлен и глава ВМС Марков–второй. В Совете о таком могли только мечтать – оказывается, в России существует сильная подпольная монархическая организация! Юрию Артамонову было предписано поддерживать связь с Якушевым в случае его поездок в Европу.
Не будем объяснять каким образом, однако вскоре копия письма Якушева Артамонову оказалась на Лубянке. Дело приняло серьезный оборот, Якушев был арестован и подвергнут допросу.
Артузов сразу понял: мощная монархическая организация не что иное, как плод богатого воображения Якушева. (Читая через несколько лет знаменитый роман И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев», Артур Христианович от души хохотал: очень уж похож был бендеровский Союз меча и орала на МОЦР!){18} На деле имелась всего лишь кучка приятелей, мечтающих о возрождении монархии.
Но ведь это безобидное, в сущности, случайное сборище злопыхателей из числа «бывших». Организация… Настоящий камергер… Действительный статский советник, тоже настоящий… Не вымышленные фигуры, не самозванцы, проверяемые. Недостает только настоящего генерала, военного. Но за этим дело не станет.
На Лубянке Артузов и его помощник Роман Александрович Пиляр допрашивали Якушева, скорее, беседовали с ним. Неоднократно. После того как убедились, что никакой организации нет и в помине, они даже прониклись к нему искренней симпатией. Они видели, что Якушеву стыдно за свое ничем не объяснимое бахвальство в Таллине, которое, однако, было не столь уж безобидным, поскольку, назвав Артамонову нескольких своих якобы соучастников, он тем самым невольно подставил их под удар.
Во всем же остальном он производил самое благоприятное впечатление. Искренний патриот России. Ярый монархист, ибо считал монархию наиболее приемлемой формой государственного устройства России. Однако вовсе не полагал последнего императора достойным правителем: он отлично знал, что кругозор Николая II не выходил за пределы средней руки полкового командира захолустного армейского полка.
В беседах с Артузовым, Пиляром, другими сотрудниками ОГПУ Якушев многое понял и переоценил. Еще находясь в камере, он писал: «Я считал, что все умеренные элементы должны активно бороться с анархией, и если они этого не сделают, то не будут иметь право на существование. Должны найтись люди, должны найтись силы, чтобы спасти государственность, иначе Россия обратится в поле удобрения для иностранцев, а ее территория – в будущие колонии для Антанты… Если эти генералы и сенаторы, шедшие с разных сторон завоевывать Россию и насильно вводить монархию, своими приемами настолько профанировали свое дело и скомпрометировали себя, что нужно быть недалеким (по меньшей мере), чтобы опять ориентироваться на них».
Монархист Якушев именно потому перешел на сторону советской власти, что понял: сохранить Россию как самостоятельное, суверенное государство в тот период была способна лишь она. Идею интервенции он отвергал всегда, в том числе и до ареста тоже. Потому и дописал в уже процитированном заявлении: «Если кому–нибудь пришло в голову снова затеять такую авантюру, то я первый взял бы винтовку и пошел бы защищать Россию от всяких насильственных, навязываемых ориентаций, и это не только мое личное мнение, но и большинства интеллигентов, с которыми я знаком».
Якушев, как, впрочем, и Артузов, не мог предвидеть, что очень скоро при небывалом по темпам росте экономического, военного, политического могущества, расцвете науки и культуры начнет исподволь, в глубинной сердцевине загнивать Советское государство. Что и приведет спустя шесть десятилетий к его распаду. Автору, пишущему эти строки, вскоре по окончании ставшего историей равно Великого и Трагического XX века, сие известно. Но он и поныне полностью разделяет высказанную тогда позицию русского и российского патриота Александра Александровича Якушева и готов подписаться под каждым его словом…
Якушев увидел – словно пелена с глаз спала, – какие ничтожные в моральном и нравственном отношении люди его окружали, убедился в их политической никчемности, осознал, что любая борьба с советской властью обречена на гибель, ибо направлена она против тогдашнего большинства народа и ничего, кроме лишних жертв, принести не может.
Более того, он, как с годами и многие вожди Белого движения, понял, что дальнейшее продолжение, вернее, возобновление Гражданской войны немыслимо без иностранного вмешательства, то есть интервенции, а сие означает растерзание Российского государства, а вовсе не реставрацию трона Романовых.
Сильная, процветающая, богатая Российская империя бросала бы вызов и «прекрасной» Франции, и «старой доброй» Англии, и набирающим силу Соединенным Штатам Америки, и даже разоренной Германии, как только она оправилась бы после поражения.
В конце концов Якушев добровольно написал заявление, в котором дал обещание в случае освобождения отойти от политической деятельности.
– Вы мне, конечно, не поверите… – с грустью сказал он Артузову при их очередной встрече в следственной комнате.
– Ну почему же не поверим? – возразил Артузов. – Мы считаем вас человеком принципиальным и честным, убежденным патриотом. Наши с вами разногласия носят идейный характер. Ваши монархические чувства – это кастовая ограниченность. Нельзя же быть настолько слепым, чтобы не видеть – монархия как государственный строй отжила свое, и не только в России. И Германия, и Австрия, и Франция – республики. Вы скажете, а как же Англия, Голландия, Швеция? Но согласитесь, что там монархия не более чем ширма, дань традициям, а по существу – это парламентские республики. Что же касается вашего патриотизма, так давайте будем честными до конца. Патриотическая экзальтированность, как и пьяные рыдания бывших ротмистров в парижских ресторанах под цыганские романсы, гроша ломаного не стоит. Я знаю вашу биографию. Вы всю жизнь работали, никогда не были царедворцем и не можете не понимать: чтобы служить Родине, надо быть не просто лояльным обывателем, а подлинным ее гражданином, работать для ее блага.
– А как же Иван Бунин или Сергей Рахманинов? – попытался возразить Якушев.
– Вы правы, но лишь отчасти. Это крупнейшие деятели русской культуры. Вы назвали два имени, я мог бы их назвать десятки, сотни даже. Об этом можно только сожалеть. Но они оказались в эмиграции вовсе не из–за своих монархических убеждений. Просто они не приняли новый государственный строй. Не смирились с ломкой всего старого, привычного образа жизни. Не только они, многие решили, что после Октября Россия если уже не погибла, то неуклонно скатывается к краю бездны. Не скрою, тут есть и наша вина, что не сумели найти хоть тропинку к их сердцам и душам. Да и дров в ходе Гражданской войны наломали изрядно. Имели место и ненужная жестокость, и нетерпимость. Такое, к сожалению, свойственно любой революции и гражданской войне. Вспомните Великую французскую или английскую. Гильотину изобрели не в России и не большевики. А кто сегодня упрекнет французов или англичан? Помните «Двадцать лет спустя» у Дюма–старшего?
Якушев неплохо знал всемирную историю. «Двадцать лет спустя» тоже читал в детстве, потому помнил судьбу и несчастной Марии–Антуанетты, и Карла I …
После своего освобождения из–под ареста Александр Александрович Якушев, бывший потомственный дворянин и действительный статский советник, согласился выполнять задания
