Население отказывалось платить налоги и выполнять распоряжения оккупационных властей, перевозить их грузы и пересылать корреспонденцию.
Наиболее популярным лозунгом того времени для немцев стали известные еще со времен Французской революции слова: 'Бей ж…', ой-ой, пардон, 'Отечество в опасности!'
Взрыв народного недовольства по поводу вторжения иноземных захватчиков на исконные немецкие земли был, однако, быстро перекрыт финансовой катастрофой.
Инфляция марки достигла чудовищных размеров.
Получив дневную зарплату, немцы тут же несли сумки, а то и везли тележки (!!!) с ней в ближайший магазин, чтобы отоварить их, пока квадрильоны свеженапечатанных марок (не золотых и не конвертируемых) не превратились в простую бумагу.
На время было напрочь позабыто иностранное нашествие.
Тяжелой ситуацией немецкого народа воспользовались гнусы-коммунисты.
В мае забастовали натравливаемые ими на властей металлурги Рура (400 000 человек).
В Гельзенкирхене произошли вооруженные столкновения и рабочие завладели ратушей. В июне бастовали 120 000 рабочих Силезии.
29 июля в Германии по инициативе Коммунистической партии на демонстрацию вышли сотни тысяч немцев.
В Шлезвиг-Гольштейне прекратили работу батраки 60 поместий.
По инициативе прокоммунистических профкомов Берлина в начале 1923 года были созданы по всей стране десятки 'пролетарских боевых дружин', которых к маю 1923 года уже насчитывалось около 300.
На первомайскую демонстрацию в Берлине вышли 25 000 вооруженных дружинников, от которых пугливо шарахались в сторону полицейские.
Правительство Штреземана получило от рейхстага чрезвычайные полномочия и воспользовалось ими для того, чтобы ввести осадное положение и запретить забастовки.
21 октября войска рейхсвера вступили в Лейпциг, Дрезден и другие центры охваченной коммунистическим восстанием Саксонии.
В тот же день рабочие гамбургских верфей на своей конференции постановили призвать к всеобщей забастовке, если рейхсвер начнет военные действия против рабочего правительства Саксонии.
На следующий день, когда стало известно о вступлении войск рейхсвера в Саксонию, в Гамбурге началась всеобщая забастовка.
Одновременно гамбургская партийная организация получила указание от Центрального Комитета (не без подсказки людоедов из Кремля) начать вооруженное восстание 23 октября.
Сотни хорошо подготовленных коммунистических агитаторов отправились в рабочие коллективы с призывом начать всеобщую забастовку. Они красноречиво убеждали:
Упоминание о союзе с Союзом было совершенно излишним.
Трусливый провинциальный обыватель перепугался, ожидая советского вторжения, погромов и конфискаций имущества.
Поддерживаемые симпатиями населения на красных бузотеров обрушились большие силы армии, полиции, вооруженные отряды добровольцев-патриотов из числа фронтовиков.
23 ноября 1923 года коммунистические организации в Германии были запрещены.
А наиболее рьяные участники несостоявшегося переворота либо были посажены в тюрьмы, либо бежали в Советский Союз.
А перепуганные насмерть леворадикальными штучками-дрючками немецкие обыватели снова вернулись к обсуждению национального вопроса в уютных забегаловках.
Именно в пивных идея жесткой власти объединилась с идеей национальной и даже расовой исключительности.
По сути — коммунистические аферы стали питательным субстратов фашизма.
Без коммунизма не было бы фашизма. Или: пока есть коммунизм, будет и фашизм.
Более того, я уверен, что современный исламотерроризм — это тот же мерзкий коммунофашизм, только прикрытый зелеными магометанскими причиндалами.
Именно в пивных, пацаны, в этих инкубаторах фашизма, созревали и готовились выйти на свет чудовища, заставившие содрогнуться весь мир.
Именно из ораторов, яростно критикующих по пивнушкам 'мягкотелость режима' и 'поголовное засилье красных и евреев', вышли такие отмороженные братки, как Гитлер и Геббельс.
Кстати, фашизм в Европе начинался не с беснующихся ораторов, а с усвоения ими оболочки для применения внушения — леворадикальной идеологической базы для будущего пиара и рекламы, то есть — пропаганды и агитации.
Основоположник фашизма — Бенито Муссолини — в молодости был ярым революционером и марксистом, почитателем сиамских интеллектуальных близнецов Маркса&Энгельса, а также вождя люмпен-пролетариата Ленина, ренегата Каутского, князя Кропоткина и романтика Сореля.
Муссолини нравилось в коммунистической идее — абсолютизация насилия (как для свержения власть имущих, так и для удержания полученной власти в своих руках) и беспардонное мифологизирование исторической действительности (в частности — роли коммунистических вождей).
В 1912 году наш резвунчик возглавил редакцию социалистической газеты 'Аванти!'. В партийном руководстве итальянских коммунистов это был самый ответственный пост.
Через 2 года Муссолини печатает в «Аванти» статью 'От авторитета абсолютного к авторитету активному и действительному'. В этой статье он обвинит своих партийных товарищей в том, что они, тупые ублюдки, не видят в нем истинного вождя всего итальянского народа.
Через месяц обозленные товарищи исключили непоседу Бенито из партии.
Казалось, политической карьере нашего наполеончика настал конец.
Однако на дворе уже был 1914 год. Год начала Первой мировой войны.
Война — вечная спутница всяческого радикализма.
А значит, такой активный экстремист, как Муссолини, был обречен на успех.
Бенито был подобран итальянскими финансистами, аристократами и бюрократами. Ему дали денег на новую газету.
Муссолини назвал ее Il Popolo d'Italia. Служа правым, Муссолини не потерял ни одного лозунга левых. Он выступал на митингах под лозунгами: 'Долой буржуазию!', 'Землю — крестьянам!', 'Рабочим — 8-часовой день и гарантированный минимум заработной платы!', 'Власть — народу', — добавив, правда, к ним: 'Долой социалистов!' и 'Вон социалистов из профсоюзов!'.
И когда весной 1917 года к родным очагам потянулись потоки бывших солдат наголову разбитой австрийцами итальянской армии, эти программные продукты нехило легли на воспаленные злобой мозги дембелей-макаронников.
В сердцах итальянских фронтовиков не было ничего, кроме злобы, отчаянья и
