Медленно, в полусне Оливия возвращалась с небывалых высот на землю. В ленивом финале любовного слияния их тел Оливии так хотелось, чтобы Гил вечно сжимал ее в своих объятиях, не выпускал бы никогда из своих волшебных рук.
Но внезапно он резко отодвинулся от нее, и с губ Оливии сорвался протестующий короткий стон. Она открыла глаза и напоролась на его пристальный взгляд, устремленный на нее сверху вниз. Выражение лица Гила было холодным, обвиняющим, и составляло ужасный контраст той нежной горячей интимности, которую они только что разделяли.
— Я понимаю теперь, почему ты хотела аннулировать наш брак. Но после того, что произошло, ты, вероятно, согласишься на развод, — сказал он с усмешкой.
— Развод? — Она с усилием села на кровати. Реальность вернулась к ней, будто стремительный поток, принося с собой боль и разочарование.
— Как я понимаю, ты делала ставку на свою девственность, чтобы обеспечить аннулирование брака?
Оливия замотала головой, не веря своим ушам. Как мог Гил заговорить с ней в таком тоне? Неужели то, что сейчас их соединило, совсем ничего не значит для него.
— Гил, пожалуйста…
Но он оборвал ее с холодным безразличием:
— Не беспокойся. Уверен, с помощью лжи ты добьешься своего. В конце концов, ложь — главное, в чем ты преуспела, не так ли? — с этими жестокими словами Гил поднялся с кровати, собрал с пола свои разбросанные вещи и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
Оливия лежала, как статуя, недвижимо и была не в состоянии поверить в реальность происходящего. Была ли у какой-нибудь невесты худшая свадебная ночь, чем у нее? Их первая любовная ночь ничего не означала для Гила. Да, собственно, а почему она должна была для него что-либо означать? Гил не испытывал ни любви, ни уважения к ней. Теперь в этом не было сомнений.
Когда Оливия проснулась на следующее утро, она полежала неподвижно с полчаса. Так чувствуют себя больные: ее тошнило, в голове, казалось, безжалостно визжала циркулярная пила.
Она заснула лишь под утро; ее неотступно мучили жестокие слова Гила, брошенные перед тем, как он ушел от нее. Да, она лгала ему, но только в целях самообороны. Она же не собиралась преднамеренно обманывать его, в отличие от того, как он поступил с ней.
У нее в сумочке был аспирин, но сумочка осталась на столе в кухне. Оливия прислушалась, пытаясь уловить хоть какой-то звук, свидетельствующий о движении в квартире. Полная тишина. Может быть, Гил еще спит?
Она бесшумно спустила ноги с кровати и пошла за своим халатом. Плотно закутавшись в него, Оливия открыла дверь и выглянула наружу.
Двери всех комнат были раскрыты настежь, но оттуда не доносилось никаких звуков. Оливия поколебалась, но потом тихонько, на цыпочках, двинулась по коридору.
Чтобы попасть в кухню, надо было пройти мимо остальных комнат. Ни в одной из них не было ни души, и она поняла, что находится в квартире совершенно одна. Куда, силы небесные, подевался Гил?
Неожиданно ей в голову пришла страшная мысль. Неужели он ушел от нее совсем. Просто взял и ушел, не говоря ни слова? Чего-чего, а такого исхода Оливия почему-то не ожидала. Она не могла себе представить, что Гил откажется от нее без… без борьбы… за ее акции, если не за нее как жену.
Куда он мог пойти? Сусанна исключается. Она вместе с Бобби Ленгтоном поздно ночью должна была улететь в Нью-Йорк. Тогда к кому? К друзьям? Боже, она даже не знает ни одного из его лондонских друзей.
Оливия вскочила с дивана и направилась к большому письменному столу в углу гостиной. Там должен быть ежедневник с расписанием предстоящих встреч, блокнот с адресами нужных людей — что-то, что могло дать ключ, где его искать.
Она просматривала содержимое одного из ящиков стола, когда услышала, как хлопнула входная дверь. Спустя несколько секунд на пороге возник силуэт Гила, и Оливия вздрогнула.
— Ты напугал меня чуть не до смерти! — воскликнула она.
Глаза Гила смотрели не на нее, а на открытый ящик письменного стола.
— Еще бы тебе не испугаться! — холодно заметил он. — В чем дело? Тебе не хватило времени вскрыть для обыска доски пола?
Оливия нахмурилась.
— Что?
— Какого черта ты здесь ищешь? Какие-нибудь документы, акции? Ты напрасно теряешь время, уверяю тебя.
Оливия густо покраснела: Гил решил, что она ведет слежку за ним! Теперь-то, взглянув на его спортивный костюм, она поняла, что он был на пробежке в парке.
— Я… просто не знала, куда ты пропал, и пыталась найти хоть какой-то номер телефона…
Голос Оливии угасал по мере того, как Гил недоверчиво поднимал вверх брови.
— Прости меня, но я не могу поверить, что ты волновалась за меня.
— Но это правда!
Гил недобро засмеялся.
— Ты призналась вчера, что твои брачные обеты — куча лжи. И ты еще надеешься, что я поверю твоим словам?
А твои собственные обещания, в ярости подумала Оливия. Как он смеет обвинять ее в лицемерии и фальши, когда сам…
— Я не так лжива, как ты думаешь, — возразила она.
— Нет? Но ты определенно забыла упомянуть исключительно важный факт — твою девственность. Или ты рассчитывала использовать это обстоятельство в качестве тайного оружия при расторжении брака?
— Не смеши меня.
— Так или иначе, если у тебя и были подобные замыслы, теперь они ни к чему не приведут. Думаю, что даже твои тщательно разработанные планы не предусматривали того, что произошло минувшей ночью, — сухо заметил Гил.
Действительно, даже в своих самых смелых снах она не предполагала, что соитие с Гилом вызовет у нее такой неистовый восторг. Правда, она и не предполагала никогда, что за это счастье сразу же придется расплачиваться болью и унижением.
— Прошлая ночь ничего не меняет, — пыталась спорить Оливия.
— Вот именно, — согласился Гил со злобной усмешкой, но при этих словах опустил взгляд.
Оливия вдруг задрожала, как от холода, ей захотелось обхватить себя руками, но не ради того, чтобы согреться, а для того, чтобы защититься.
— Я… я пойду оденусь, — заявила она внезапно.
Гил прижался плечом к дверному косяку.
— Я тебя не задерживаю, — с усмешкой протянул он.
Но чтобы выйти из гостиной, Оливии нужно было пройти мимо него, а Гил явно не намеревался пропускать ее.
Она робко двинулась в направлении двери. Приблизившись к нему, она остановилась.
— Не мог бы ты посторониться? — спросила она, затаив дыхание.