«Вот только козаки за последнее время здесь, в Челябинске, что-то косо стали поглядывать на меня и сотников. Надо собрать командиров», — решил Святенко.
В тот же день вечером он говорил в кругу своих офицеров:
— Господа! Вы все знаете про случай с пулеметчиком Черненко. Кроме этого, в курене обнаружены большевистские листовки, призывающие к преступным актам против существующего строя. Эти листовки подписаны от имени Челябинского подпольного комитета партии большевиков. Отсюда я делаю вывод, что в курене среди личного состава есть коммунисты, которые будоражат умы козаков. Кто желает высказаться? Сотник Лушня, ваше слово.
Тучный Лушня начал с обычной хрипотцой:
— Среди моих козаков случаев невыполнения приказов не было. Дисциплина на высоте. Не нравится мне только бунчужный первой сотни Пацик Степан. Либеральничает с козаками. Дальше, не всегда отдают мне честь козаки: Дьяченко Михаил, Орловский Василий, Мартынюк Максим и Талан Роман. Замечаю, что нет должного уважения ко мне, как вашему заместителю, со стороны Колчука Федора, Уштванга, Лебединского Дионисия и Тура Адама.
— Так, — Святенко пристукнул карандашом. — Пан Халчевский, докладывайте.
— В отношении дисциплины и порядка в моей сотне благополучно, хотя во время одной из бесед на политические темы. один из козаков спросил: «Правда ли, пан сотник, что ваш отец имел пятьсот десятин земли и хутор в Байгарах Кустанайского уезда?» — Спрашивают «Откуда знаешь?» — «Так народ болтает», — уклончиво ответил козак. Я взял на заметку. Дальше, при моем выходе из казармы кто-то крикнул: «Куркуль!» Я вернулся и спрашиваю: «Кто крикнул мне в спину «куркуль»? Козаки молчат, так и не выдали крикуна.
— Садитесь. Сотник Белоконь, ваше слово.
— У меня в сотне все в порядке, — ответил тот равнодушно.
— Сотник Капштык. Как у вас дела?
— Однажды вечером, во время обхода казармы, я заметил группу козаков, сидевших вокруг Афанасия Курочки из второй сотни, рассказывавшего басни Крылова.
— Ну и что в этом предосудительного? — пожал плечами Святенко.
— Я считаю, — продолжал Капштык, — это один из методов легальной пропаганды большевиков.
— Установите наблюдение за Курочкой.
В тот же вечер на другом конце города на конспиративной квартире собрались члены подпольного комитета полка имени Шевченко. О работе «пятерок» докладывал председатель комитета Степан Пацик.
— ...Вам, товарищи, известно, что наша подпольная организация насчитывает в своих рядах восемьдесят человек, стойких, выдержанных партийцев. — Пацик обвел глазами собравшихся и продолжал: — Некоторые члены комитета высказывали мысль о том, что восстание солдат нашего полка можно начинать незамедлительно здесь, в Челябинске. Доводы: нас поддержат рабочие железнодорожного узла, завода «Столль» и мельниц. Все это так, но я выскажу мнение большинства членов комитета, которые считают выступление преждевременным, можно заранее сказать — обреченным на неудачу. Фронт еще далеко. В самом Челябинске находится много отборных частей Каппеля и дутовцев. Нельзя сбрасывать со счета и татаро-башкирский полк Курбангалеева, укомплектованный из ярых последователей панисламизма. Правда, мы можем рассчитывать на помощь воинской части, которой командует Семен Прилепский. Но для успеха дела этого недостаточно. Думаю, что представитель Челябинского подпольного комитета Рита Костяновская, которая присутствует на нашем собрании, поддержит мнение большинства, членов комитета. — Глаза Пацика остановились на скромно одетой девушке.
— Да, я согласна с доводами товарища Пацика. Начинать восстание пока не время. Военная обстановка для нас сейчас неблагоприятна. Другое дело, если фронт приблизится к Челябинску, тогда наша помощь Красной Армии будет ощутима. Таково мнение городского комитета партии. Но это не значит, — продолжала Рита, — что мы должны сидеть сложа руки. Необходимо усилить пропагандистскую работу среди солдат, разъяснять пагубность политики Колчака и его игру в демократию. Нужно крепить, товарищи, веру в скорейшую победу над врагом, а она близка, — вдохновенно закончила Рита.
За воротами дома раздался условный свист.
— Расходитесь, товарищи, спокойно. Риту Костяновскую я провожу, — распорядился Степан и подал знак хозяину.
Квартира опустела.
ГЛАВА 18
Тихо падают на холодную землю пожелтевшие листья. Не слышно птиц. Небо неласковое, сумрачное. Стоят, как завороженные, прислушиваясь к чему-то, молчаливые сосны. Одиноко на голой ветке дрожит осиновый лист. Кажется, и ветра нет, а он все крутится, крутится без устали и никак не свалится.
Опираясь на толстую суковатую палку, медленно идет по лесу старый Крапивницкий. Муторно стало жить ему в Павловске. Новая власть не жалует старика. Не ко двору он ей пришелся. Теперь Олимпий Евсеевич Веньчиков, бывший таксатор, стал лесным делом управлять. Из кожи лезет, чтобы заслужить похвалу от власть имущих. Наговорил он на старого Крапивницкого, что мужикам поблажку дает, переводит строевой лес на сухостойник, отпускает его по дешевке деревенской голытьбе. «Стукнул» в колчаковскую разведку насчет его активности во время власти большевиков. Караулит каждый шаг лесничего.
Иван Михайлович сначала терпел. Но однажды взорвался. Как-то рано утром Крапивницкий зашел в свой служебный кабинет и неожиданно увидел Веньчикова. Он торопливо рылся в ящиках письменного стола. Заметив Ивана Михайловича, молчаливо стоявшего в дверях, Веньчиков, зажав бумагу в руке, как бы замер в полусогнутом положении.
— Вам что здесь угодно? — нахмурив брови, спросил Крапивницкий.
— Так-с, ничего, — пробормотал тот в растерянности. Оправившись от испуга, Олимпий Евсеевич, приняв петушиный вид, заговорил: — Но, позвольте, я обязан проверять содержимое столов своих подчиненных. Да-с, проверять! — стукнул он себя кулаком в тощую грудь.
— Извольте выйти вон! — Рука Ивана Михайловича властно указала Веньчикову на дверь.
Съежившись, как от удара, Олимпий Евсеевич боком пробрался мимо Крапивницкого и уже в коридоре выкрикнул:
— Милостивый государь, о ваших антигосударственных настроениях я незамедлительно сообщу властям!
— Сообщайте, — махнул рукой Крапивницкий и устало опустился в кресло. «Дрянь, подлый человечишка, — подумал он про Веньчикова. — Шпионит за мной и Галей. Ежедневно расспрашивает прислугу: куда ушла или уехала Галя, не бывает ли кто у хозяев из бывших советчиков? Мерзость! — Крапивницкий углубился в свои думы. — Надо сказать Гале, чтобы
