И девушка приветливо склонила голову, здороваясь с сестрой Аглаей. А та добавила:
– Я, по поручению сестер монастыря, ухаживаю за могилой усопшего младенца…
Пока монашка доставала свои дары, Тамила Борисовна с удивлением думала, что и вправду позабыла о могиле на монастырском кладбище. Этого нельзя делать, может возникнуть подозрение в пренебрежении, корысти. Совершенно ни к чему! Нужно восстановить добрые отношения с монастырем, сделать пожертвование… хотя бы раз. А там видно будет…
А мальчишка тем временем шумно восторгался яблоками и грушами, словно никогда не видел сластей получше! Икону, которой монашка благословила его, долго рассматривал. Сказал печально:
– Святая Дева Мария похожа на мою маму. На младенца Иисуса смотрит так ласково, как мама всегда смотрела на меня… Мы всегда ходили в православный храм, и в Париже, и в Женеве.
Коробова подошла, улыбаясь, погладила его по голове.
– Мы тоже скоро съездим в монастырь. Когда удобнее это сделать?
Сестра Аглая ответила:
– Мать-настоятельница будет рада видеть вас на праздничной литургии в честь Рождества Пресвятой Богородицы.
– Мы обязательно приедем.
Она многозначительно улыбнулась. А потом сказала гувернантке:
– Мадемуазель Элен, будте добры, проводите сестру на кухню. Пусть нашу гостью хорошенько покормят. А в обратный путь мы дадим вам дрожки с кучером.
– Мы, сестры Владычного монастыря, ходоки по родной земле, – ответила с легким поклоном Аглая. – Дорога приятная и не долгая. Я, подкрепившись, с Божьей помощью пойду своим ходом…
Она, прощаясь, нагнулась и прикоснулась губами к волосам мальчика. Он умчался угощать фруктами и сладкими крендельками своего друга Сашу. А девушка повела сестру Аглаю в другое крыло дома, к кухне. Когда они проходили анфиладой пустующих комнат, женщина, одетая в черное одеяние монашки, тронула Алену за плечо.
– Не торопись, милая. Я не голодна, – сказала она. – Хочу поговорить с тобой немного. Давай присядем.
И указала на кожаный диванчик в затемненном, дальнем от окна углу комнаты.
Девушка молча прошла и села следом за ней.
«Какая молоденькая! – подумала Аглая. – И какое прекрасное лицо: строгое и нежное. Дай Бог, чтобы она поняла мою тревогу».
– Мне еще там, на кладбище, показалось, что ты не только приглядываешь за маленьким князем. Но и искренне любишь сироту. Не почудилось ли?
– Я люблю его, – просто ответила девушка.
Женщина чутко оглянулась: ей показалось, что портьера на сквозном проходе дрогнула.
– Хозяйка твоя не заглянет сюда? – спросила, еще более понижая голос.
Гувернантка легонько улыбнулась.
– Нет, это нежилая часть дома, она сюда не ходит. Не нравится ей.
– Что ж… – Сестра Аглая вздохнула, собираясь с духом. Как просто было бы сказать этой девушке: «Коробовы – враги князя. Они готовы извести его. Не спускай с мальчика глаз!» Но девушка вряд ли так сразу поверит, решит, что это оговор. Ведь не объяснишь же… Можно только намекнуть… – У вас здесь погиб человек. И я боюсь: хорошо ли за мальчиком приглядывают? Боюсь я за него. Не случалось ли уже с князем чего необычного? Плохого?
Девушка слушала, опустив густые ресницы. Но вот она вскинула взгляд – прозрачные, светлые, как горный хрусталь, глаза. Сказала спокойно:
– Сестра Аглая, вы можете говорить со мной прямо. Я знаю все, что знаете вы. Ведь я – дочь Василия Николаевича.
Аглая хотя и услышала знакомое имя, но не сразу поняла – о чем это говорит ей молоденькая гувернантка. Но вот дыхание у нее перехватило, она подалась вперед и взяла девушку за обе руки:
– Ты – дочь Василия Николаевича? Ты – Аленка? Господи спаси! Та малышка, которую я нянчила?
– Да! – засмеялась девушка, и у нее вдруг влажно заблестели глаза. – Вы учили меня первым шагам. Отец рассказывал!
– И ты все знаешь о себе?
– Да, отец рассказал мне перед смертью. И обо мне, и о вас.
Сестра Аглая перекрестилась. Она знала о смерти Лобанова и его жены. Около года назад письмо, написанное ею Василию Николаевичу, вернулось с припиской: «Адресаты умерли».
Глядя во все глаза на девушку, послушница постепенно осознавала до конца всю ситуацию. Дыхание у нее участилось, голос задрожал.
– Это невероятно! – проговорила с глубоким волнением. – Ты здесь… Как это могло так… совпасть?
Алена прищурила глаза.
– Не-ет, – протянула она. – Это не совпадение. Я сумела сделать так!
– А хозяйка?
– Ну что вы! Ей подобный поворот и в страшном сне не приснится!
– А Всеволод? – Аглая наконец улыбнулась.
Девушка тоже улыбнулась ласково:
– Для него я уже лучший друг. Знаете, он потихоньку от всех зовет меня «Аленкой».
– Значит, ты здесь, в «Замке», чтобы…
– Чтобы уберечь моего маленького брата от ловушек, подобных той, устроенной в саду! – жестко сказала Алена. – Пока я рядом – с ним ничего не случится!
– А что же потом?
Лицо девушки стало растерянным и очень юным, почти детским.
– Не знаю, – прошептала она и вдруг обхватила руками шею Аглаи, положила голову ей на грудь. И сразу стала маленькой девочкой, ищущей защиты и понимания. – Как хорошо, что вы наконец пришли ко мне…
13
Алена, Аленушка – так называл ее отец. Маму свою она очень любила. Но с отцом у нее были такие взаимопонимание и дружба, какие встречаются редко. А что за необыкновенную жизнь он прожил, каким обладал сильным характером! Алена не раз думала: «Если когда-нибудь я напишу книгу о папе, все решат, что я напридумывала, в жизни таких людей не бывает!»
Ее отец, Василий Николаевич Лобанов, был учителем в городском четырехклассном училище. Когда Алене исполнилось десять лет и она пошла в женскую гимназию, отец уже стал директором своего училища. Но продолжал, как и прежде, преподавать историю и географию.
Гимназии и лицеи, коммерческие и технические училища – это для детей аристократов, богачей и просто состоятельных горожан. Четырехклассное училище открыто было для ребят из самых простецких семей – ремесленников, мелких лавочников, рабочих и обслуги. Дети учились за мизерную плату или совсем бесплатно. Отношение к подобным учебным заведениям обычно пренебрежительно-снисходительное. Однако, когда директором стал
