особенного. Мальчик спит крепко. Не всегда спокойно, это да. Иногда, видимо, ему снятся тяжкие сны, он ворочается и вскрикивает. Но это редко и недолго. Я подойду, поглажу его по волосам, и он успокаивается.
– Вот-вот, я боюсь этих тревожных снов. Как бы они вновь не ввергли его в лунатическое состояние…
Девушка растерялась.
– Но почему… Неужели вы хотите сказать, что Всеволод ходит во сне?
– К сожалению, это так. Его мать, наша кузина, писала мне из Франции незадолго до гибели, что мальчик страдает сомнамбулизмом. От других она скрывала это, чтоб не травмировать случайно ребенка. Но мы – самые близкие родственники, от нас у князей Берестовых секретов не было… Ах! – Мадам расстроенно прикрыла ладонью глаза. – Княгиня Елена словно предвидела, что мне нужно будет знать о мальчике все…
Мадемуазель Элен заметно опечалилась, прошептала:
– Бедный малыш… Но я ничего такого не замечала. Может, у него все прошло? Мне приходилось слышать, что от сильных потрясений нервные болезни не только возникают, но и проходят.
– Вы умная девушка… Дай Бог, чтоб все прошло. Но знаете, сомнамбулизм имеет обыкновение возвращаться. Так что следите хорошенько за вашим воспитанником.
Госпожа Коробова жестом отпустила девушку. Но когда та была у двери, вспомнила и вновь окликнула:
– Да, еще… Этот мальчик, который приезжал сегодня, мне представили его – племянник нашего соседа господина Бородина… Каков он? И как с князем, сошлись они?
– Воспитанный и добросердечный мальчик, – оживилась гувернантка. – Они понравились друг другу. Играли в мяч, беседовали. Князь рассказывал о Франции, а мсье Петрусенко – о Малороссии, где он живет. Всеволод пригласил его приехать и завтра.
– Что ж, – протянула задумчиво Тамила Борисовна. – Бородины – достойная фамилия. Думаю, князю можно дружить с племянником Бородина.
Она махнула рукой, отпуская гувернантку.
Алена аккуратно прикрыла массивную дверь кабинета и, отодвинув темно-вишневую бархатную портьеру, вышла в холл. Двадцатый век называли веком электричества, но сюда оно еще не добралось. Когда поместье перестраивали последний раз, об электричестве еще не слыхивали, так что обширный холл первого этажа освещала только люстра с масляными светильниками. Стены были обшиты панелями орехового дерева, пол устлан мягким ковром такого же, как и шторы, темно-вишневого цвета. Девушка стала подниматься по широкой лестнице, тоже покрытой ковром, потом повернула направо и оказалась на просторной полутемной лестничной площадке – здесь горели всего три свечи в подсвечнике на стене. Она двинулась дальше, по коридору, в который выходило множество дверей. Одну из них девушка отворила и вошла. Здесь в нише тоже горела масляная лампа, в круглой печке, в углу, уже разгорелся огонь. Еще стояло лето, и днем от солнца трещинами покрывалась земля. Но каменные стены замка уже как бы предчувствовали приближение осени, пропитывая комнаты зябкой прохладой. И неделю назад госпожа Коробова отдала распоряжение отапливать жилые помещения.
Это была ее, Аленина, комната. Кровать, дубовый стол, встроенный в стену платяной шкаф, кресло, ковер на полу, бархатные шторы на окне… Госпожа Коробова как-то сказала, что ей не нравится «Замок»: мрачный, старомодный, а множество плюшевых и кожаных диванов и тяжелые бархатные портьеры вызывают у нее отвращение. А вот девушке дом нравился. Он не казался ей мрачным. Таинственным – да! Но красивым и уютным. Родным. Ей казалось – она помнит его какой-то прапамятью… Но, конечно, этого быть не могло.
В ее комнате было три двери. Одна входная, из общего коридора, вторая – в ванную, и третий дверной проем, закрытый тяжелой портьерой, – прямо в комнату маленького князя Всеволода. Лоди…
Алена взяла подсвечник с зажженной свечой и осторожно вошла туда. Лодя уже спал. Сегодня он как никогда набегался со своим новым приятелем из «Бородинских прудов», потому лег вовремя, не капризничая и не пускаясь на хитрости. Обычно он старался оттянуть время сна, просил то почитать, то поесть или попить, или подольше поплескаться в ванне. Сегодня он уже крепко спал, безмятежно и умиротворенно. Девушка наклонилась над ним, отводя свечу так, чтоб пламя не светило в глаза, не тревожило мальчика.
«Какой он красивый, – думала она с нежностью. – Говорит, что похож на отца».
Она посмотрела на фотографию на прикроватной тумбочке. На ней были запечатлены князь, княгиня и пятилетний Лодя. Высокий, подтянутый мужчина в клетчатом, спортивного покроя костюме и кепи, со светлой русой бородкой, мягким взглядом и обаятельным лицом. На его руку опиралась княгиня – женщина со строгими серыми глазами, очень красивая, хотя и слегка располневшая. Лодя, несомненно, был похож на отца, но глаза – с густыми темными ресницами – явно материнские.
– Это мы в Булонском лесу, – объяснил он Алене, когда она впервые увидела фотографию. – Мы туда любили ходить гулять.
Сам он, стоящий между матерью и отцом, казался на фото совсем ребенком. За последнее время он сильно повзрослел. Но сейчас, спящий, снова был такой же беззаботный и беззащитный, маленький…
Девушка подоткнула сползшее одеяло. На плече мальчика, ближе к лопатке, было родимое пятно – светлое, но хорошо заметное. Она уже видела его: словно неровный треугольник с мягкими, сглаженными углами. Лодя с гордостью говорил ей, что такое же было и у его отца.
– И у сестрички тоже, но она умерла сразу, как только родилась.
У той самой сестрички, на чью могилу накануне их возил к монастырю в коляске Степан.
Алена поставила свечу на маленький столик, присела у кровати. Что-то не давало ей покоя. Вообще-то она постоянно жила в состоянии тревожной настороженности, но сейчас было иное… что-то конкретное… Да, разговор с мадам о сомнамбулизме. Лодя ходит во сне? Все может быть, но она не поверила в это. Во-первых, она три месяца рядом с мальчиком – и днем, и по ночам. Когда она его впервые увидела, со времени смерти его родителей прошло всего два месяца, и мальчик был растерянный, угнетенный, часто плакал. Но и тогда по ночам он спал, – пусть неспокойно, но чтобы ходить во сне?.. Потом из Москвы они приехали сюда, он успокоился, ожил, стал обычным ребенком. Не было и намека на сомнамбулизм, так что девушка не поверила госпоже Коробовой. Была у нее и другая причина не верить. Почему мадам вообще заговорила на эту тему? Неужели началось?..
Она встала, неслышно покинула комнату мальчика и вновь вышла в коридор. Немного дальше коридор под прямым углом поворачивал и выходил к черной лестнице. Алена спустилась по ней прямо в кухню. Там было светло, уютно и жарко от еще не остывших больших печей. За длинным деревянным разделочным столом, уже чисто вымытым и выскобленным, сидели кухарка Пелагея Никитична, Варфоломей и Степан. Это был их обычный поздний ужин. Девушку встретили приветливо.
– А вот и наша Аленушка, красавица! – захлопотала кухарка. – Сейчас я тебя накормлю.
– Садись сюда, деточка, – подвинулся старик Варфоломей.
– Тетушка Пелагея, – попросила девушка, – я не голодна. Мне бы только вашего чаю на травках да пирожок с вязигой.
Алена ужинала три часа назад за господским столом, как и полагалось гувернантке. Но она давно уже полюбила попозже, когда воспитанник засыпал, приходить сюда, в кухню. Ей
