Еще мы сажали (конечно, вдвоем) неподалеку от нашей горы картошку. С отвращением и брезгливостью я собирала с обгрызанных кустов колорадских жуков. Мелких — еще ничего, можно было стерпеть, но больших и жирных. А-а-а! Сними вон того жука, я не могу-у!.. Вот в кого наша дочка пошла — приходит в панический ужас при виде ползучих и летающих козявок.
Картошка выросла мелкая, но вкусная. А в следующий год ее у нас украли.
Мы пришли выкапывать, а там. пустые ямки и разбросанная ботва. Ушлые людишки избавили нас от трудов.
Маленькое отступление: один из начальников секторов, относившийся ко мне весьма пристрастно (ну может же один человек не любить другого, хотя бы за пунктик в анкете, пусть там и не написанный, или еще за что), никак не мог поверить, что «она» (то есть, я) копает в саду землю. Чтобы она! Не верю! Да она не знает, с какой стороны лопату держать! Я пообещала принести ему справку от мужа, но так и не удосужилась сделать это (когда я прощалась с коллективом, вернее, с остатками его, этот начальник пожелал мне счастья, и я видела — искренне. Возможно, я на его счет вообще ошибалась.).
Больше мы не сажали картошку. Тем более что на рынке всё подешевело, так зачем мучиться?
Но — (зато!) остались у нас воспоминания о той садовой поре. И как же ностальгически приятно их перебирать, сидя в жаркой израильской квартире. Чужой, естественно. Своей уже не будет никогда.
Народ, конечно, в те годы озлился. Постоянные перепалки и разборки в очередях, в вечно набитых автобусах (как я люблю израильские автобусы! — свободно, прохладно, никто не давит на тебя физически и морально, сидишь себе спокойненько и обозреваешь дома, цветы и пальмы в большие окна) громко ругались и мужчины и женщины — и отнюдь не цензурными словами. И трезвые, и не очень, с одинаковой страстью поносили наше несчастное, обремененное заботами о нас, грешных, правительство, но, все равно, несмотря на тяжесть и прессинг такой жизни, люди умели и хотели праздновать, и не только 7-е ноября. По любому поводу. А повод всегда найдется.
Наша семья тоже не прочь была иногда попраздновать. День рождения — само собой, а если — юбилей? Заранее волосы дыбом вставали.
Я помню два замечательных юбилея.
Юбилей моего мужа почему-то не очень меня пугал, хотя гостей ожидалось немало — все сотрудники его лаборатории, я почти ни с кем не была знакома — другой НИИ. Я знала, что он что-нибудь придумает. И не ошиблась. Одна сотрудница дала ему адрес в Москве. «Скажешь, что от меня, и скажешь, что юбилей».
Муж взял отгул и поехал. Там (в магазине) его выслушали и велели подождать. Вынесли перевязанную большую коробку и назвали сумму. Денег хватило впритык. Дома распаковали и вытаскивали: финский сервелат, красная рыба, вишня в шоколаде, сыр, всякие коробочки… Что-то по мелочи докупили, что-то «достали» — стол был превосходный! Веселились до полночи.
Юбилейные закрученные тосты, танцы, гости читают длинную (из двух листов ватмана) «мою» газету на стене с сентиментальным заголовком «Милый, дорогой, единственный», там его многочисленные подвиги красочно расписаны (кроме подвига с неким предметом моего туалета), и я радуюсь, что всем весело.
Юбиляр — с пепельными, слегка поседевшими кудрями, сидит во главе стола, слушает, улыбаясь, объяснения в любви в стихах и прозе, смущаясь, принимает подарки. Одна гостья — подруга моего брата (то есть, еще не родственница и, похоже, что ею и не будет)
хихикнув глуповато-хорошенькой мордочкой, дарит трусы-плавки и яркий галстук. Юбиляр прикладывает всё это к себе, но путает, что к какому месту надо прикладывать. Странно, что не рассыпалась от хохота наша старая пятиэтажка.
Я разглядываю дам-сотрудниц, некоторые выглядят «вполне», и думаю: и как это его у меня не «увели»?
Вспомнила, как одна наша общая знакомая, очень, кстати, симпатичная, сказала кому- то (конечно, мне передали): «Если у меня с моим мужем жизнь не сложится, я уведу его». То есть — моего мужа. Ха! — сказала я тогда, — пусть попробует! Какая самоуверенность! Пусть из своего делает такого же!
Разумеется, я прекрасно понимала, что сделать «такого же» нельзя. Или мужик есть, или его нет, и уже не будет никогда. Можешь «воспитывать» сколько угодно — флаг тебе в руки! Ну, разве «носки» перестанет спрашивать. А остальное — от Бога, от природы. А вот увести чужого — это можно. Если получится. К счастью, до сих пор этого не случилось. Будем надеяться на лучшее.
Ну, а другой — мой юбилей выглядел совершенно иначе. Ведь шесть лет прошло! Уже с год, как всё, или почти всё появилось, но
безумно дорого. Рыночная экономика! За городом, на вещевом рынке теперь можно было приодеться, если денег хватит. Какое платье я купила к своему юбилею! О таком платье я точно мечтала всю жизнь. Темнозеленое, с блестящими золотыми искорками, с красивым поясом и длинным рукавом на узкой манжетке. Покупали мы это платье вместе с мужем за полгода до «даты» — ведь всё дорожает! Дома примерила, счастливо сияя, и повесила в шкаф. Иногда открывала дверку и перебирала пальцами тонкую струящуюся ткань — так было приятно! Настроение сразу улучшалось.
Еще муж подарил мне (уже накануне) дорогие духи. На зеленой коробочке золотом написано по-английски «Париж», но кто его знает.
И вот я появилась на работе — вся искрящаяся и бесподобно пахнущая. Мой любимый начальник, подойдя ко мне, вдохнул и изобразил обморок. «Французские! — воскликнул он. — А платье!!» и все подбежали меня смотреть и понюхать.
Потом меня на середину, цветы, речи. Первым, как водится, высказался начальник. В том духе, какая я замечательная (о, юбилеи, только там услышишь и узнаешь про все свои достоинства, это почти как на похоронах, только там не будет слышно). В заключение он сказал: «. я тебя люблю!» (до сих пор было на «вы» и по отчеству). А то я не знала! «Беги нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь». И гнев был, и, наверное, немножечко любви с его стороны иногда проявлялось. Среди общего смеха я сказала:
— Что же вы раньше об этом не сообщили, ну, хотя бы лет десять назад?
— Когда — раньше, если всегда рядом такой муж? Насмеявшись, кто искренне, а кто не очень (конечно, чтобы любили и муж и начальник — это перебор), сели за стол. О «столе» надо сказать особо.
Ничего уже не надо было «доставать». Но — цены!! С 1-го января денежная реформа, новые деньги, и сразу новые цены. Счет зарплаты тут же пошел на «тысячи», вернее, должен был пойти, а этих тысяч еще не выдали — какой-то небольшой аванс, и всё. Не напечатали
