тех пор еще никто не улучшил, и именно она является законодательницей тенденций моды будущего. Не все в мастерской придерживались его точки зрения. Чиппендейл, любивший строгие композиции и классическую архитектуру, тем не менее, отдавал предпочтение вычурному декору, и любому клиенту старался внушить, что его заказ лучше украсить орнаментом с китайскими мотивами — райскими птицами, драконами и пагодами или лентами, розочками и водопадами. Такая работа и стоит дороже, говорил он своим ученикам, и сама вещь смотрится богато. От урн и пилястров толку куда как меньше.
Лорд Монтфорт — в молодости он несколько месяцев провел в Италии — разделял любовь Партриджа к древности. Как и подобало молодому человеку его поколения и ранга, он изучал в Риме античную архитектуру и там же приобрел большинство скульптур, которые ныне украшали его парк и помещения в самом доме. Он согласился с идеей Партриджа оформить библиотеку в духе классицизма — в комнате, предназначенной для занятий умственным трудом, что-то обязательно должно напоминать об античной цивилизации. Но лорд Монтфорт был одержим также потребностью поразить своих знакомых и, опасаясь, что академическая сдержанность не создаст надлежащего эффекта, к строгим пилястрам, урнам и щипцам Партриджа добавил, по совету Чиппендейла, фестоны из изгибающихся ветвей, листвы и цветов. В результате получилось нечто вроде античного храма, увитого аркадской растительностью.
С лордом Монтфортом я познакомился только в канун Нового года, на пятый день моего пребывания в Хорсхите. Он ворвался в библиотеку в развевающейся за спиной накидке; рядом трусил грязный охотничий пес.
— Хопсон, где ты, плут, бездельник? — заорал он. — Я пришел напомнить тебе, что завтра я ожидаю гостей. И если они будут лишены возможности полюбоваться этой комнатой и ее обстановкой, как я на то рассчитываю, я сообщу Чиппендейлу, что ты проявил нерасторопность, и соответственно спешить с оплатой тоже не стану.
Поскольку я в это время сидел на лестнице под потолком, подравнивая основание урны на колонне, лорд Монтфорт не мог видеть меня, отчего он разъярился еще больше и, словно внезапно поднявшаяся вода, хлынувшая на берег, не защищенный мешками с песком, обрушил на меня свой гнев с новой силой.
— И можешь передать Чиппендейлу, когда увидишь его, что при сложившихся обстоятельствах пусть и не пытается требовать с меня возвращения своего альбома. Я буду держать его у себя столько, сколько пожелаю.
Я понятия не имел, о каком альбоме идет речь, но свирепый тон навел на меня такой ужас, что в тот момент я бы и мать родную не узнал.
— Лорд Монтфорт, — воскликнул я, поспешно сворачивая и убирая в карман двухфутовую рулетку. Потом спустился до его уровня и поклонился. — Позвольте представиться: Натаниел Хопсон.
Налитые кровью маленькие глазки Монтфорта впились в меня. Его пес ощетинился, отчего стал похож на куст чертополоха, и с рычанием бросился вперед. Стараясь не смотреть на собаку, я сосредоточил все внимание на хозяине дома. Лорд Монтфорт был тучный мужчина примерно пятидесяти пяти лет, с жиденькими волосами — он пришел без парика — и большим животом, едва умещавшимся в бриджах. Он обливался потом, беспрестанно дергался и моргал, из чего я сделал вывод, что им владеет крайнее возбуждение.
— Надеюсь, когда ваша светлость оценит мою работу, вы не будете разочарованы. Основное уже сделано. Осталось кое-что подправить. На это понадобится еще несколько часов. — Пес, прижав уши, обнюхивал мои бриджи, тычась мордой мне в пах. И по-прежнему рычал. Не обращая внимания на собаку, Монтфорт впервые оглядел почти готовую библиотеку.
Монументальность и великолепие обстановки не могли не вызвать у него удовольствия. Отдуваясь и покряхтывая, он с восхищением созерцал удивительную метаморфозу простого дерева, преобразившегося в высокий вместительный шкаф, стол, лестницы, глобусы и стулья.
— Смотрится как одно целое, верно, Хопсон? Держу пари, красивее библиотеки не сыскать во всей стране.
— Да, милорд.
— Грандиозная декорация для представления, а?
— Конечно.
Пес затрусил за хозяином из комнаты. Я вздохнул свободнее.
Прошли недели, прежде чем я вспомнил его слова и осознал их истинное значение.
Глава 3
Итак, я возвращаюсь в своем повествовании к ужину в доме Монтфорта и ужасной находке, с которой началась эта странная история. В тот вечер за роскошным обеденным столом из красного дерева, кроме самого хозяина, собрались еще восемь человек. Трое — члены его семьи, жившие в Хорсхит-Холле: Элизабет, жена Монтфорта, хрупкая молодая женщина, о которой я уже упоминал; Роберт, его девятнадцатилетний сын от предыдущего брака и наследник поместья, красивый юноша крепкого телосложения, в тот вечер по случаю торжества одетый с подобающей пышностью; сестра Монтфорта — Маргарет Аллен, старая дева, вот уже двадцать лет заведовавшая хозяйством в усадьбе. Остальные пятеро были гости: два владельца соседних поместий — лорд Фоули и лорд Брадфилд — со своими женами и некий Уоллес, поверенный Монтфорта, оказавшийся в числе приглашенных в последнюю минуту; днем его призвали в усадьбу по делам его светлости и пока еще не отпустили.
Мое прежнее описание этого собрания, его странной атмосферы и необъяснимого поведения гостей, возможно, оставило у вас впечатление, что торжество с самого начала предвещало несчастье, что признаки неминуемой трагедии были очевидны любому здравомыслящему человеку. На самом деле, должен признаться, что такая точка зрения — хотя задним числом судить конечно же легче — не давала верного представления о сложившейся обстановке. Как и всякий человек, я строю свои выводы на основе исходного материала — впечатлений и реальных фактов. Если мне и присуще какое-то особое дарование в этой области, то только потому, что мое ремесло научило меня обращаться с исходным материалом более осторожно, чем это свойственно большинству людей, ибо предельная точность — залог моего мастерства. Правда, в данном случае материала у меня было мало. Прибыв в Хорсхит всего пять дней назад, я имел весьма приблизительное представление об усадьбе и ее обитателях. Напряженная атмосфера в доме меня поразила, но не посеяла в душе тревогу, ибо я счел, что здесь это естественное положение дел. Да и потом, как мог я судить верно, если не привык к подобной пышности? Не имея соответствующего опыта, свои заключения я черпал только из того, что видел.
Мое знакомство с лордом Монтфортом днем раньше показало мне, что по характеру он человек вспыльчивый и желчный и часто вызывает неловкость у окружающих. Таким образом, не было ничего необычного в том, что его настроение, и без того не праздничное, продолжало ухудшаться. Тем не менее в тот вечер крайняя угрюмость Монтфорта, казалось, стала с течением времени удивлять его гостей и домочадцев. Ужин был в самом разгаре, когда один из них впервые отметил это. Сосед Монтфорта, лорд Брадфилд, обладатель необъятного брюха и столь же огромного аппетита, отвлекшись ненадолго от черепашьего супа, принялся пересказывать пикантную сплетню.
— …Епископ прямо-таки обрадовался, когда обнаружил, что у него чесотка. Сказал, ему
