клиентов? Но почему тогда секретер предназначался для ее спальни?
Был и другой вариант. Возможно, Чиппендейл чем-то обязан Тренти, она имела на него влияние, и потому он был вынужден делать ей одолжения. Но на чем была основана ее власть? Я знал, что он не мог быть отцом ее ребенка, поскольку до недавнего времени она жила в Италии. Может, ей стало известно про какой-то его проступок или уязвимое место, что и позволило ей требовать от него любезных одолжений? Чиппендейл трясется над своей репутацией лучшего краснодеревщика. Это его самая очевидная слабость, и он не допустит, чтобы кто-то покусился на его славу. Я содрогнулся, вспомнив, как он безжалостно обошелся с Партриджем. Не исключено, что Тренти пригрозила очернить его доброе имя, если он откажется делать для нее мебель. Это для него серьезная угроза. Но разве он способен на убийство?
На ум пришла другая версия, исключавшая причастность Чиппендейла. Допустим, рассуждал я, мадам Тренти знала или думала, что знает, кто убил Монтфорта и Партриджа, и, поскольку ей не удалось вытянуть деньги из Монтфорта, она попыталась шантажировать убийцу. Пригрозила, что изобличит его, если он ей не заплатит. Возможно, по ее просьбе убийца явился к ней в дом, якобы для того чтобы выполнить ее требование, и совершил свое злодеяние.
Эта версия, казавшаяся наиболее вероятной, возродила мои прежние страхи. Я перенесся мыслями в тот день, когда меня чуть не переехала карета. Возможно, убийца заподозрил, что мне известна его личность или я скоро установлю ее, и попытался расправиться со мной. Теперь, совершив очередное убийство, он, пожалуй, снова возьмется за меня. Значит, ведя расследование в одиночку, я подвергаю себя смертельной опасности со стороны неизвестного убийцы, который с каждой минутой становится все более дерзким и отчаянным?
Привязанность к Партриджу завела меня в это болото; его смерть вынудила меня расследовать причины трагедии. Я задумался о том, как погибли он и Монтфорт, и у меня возник следующий вопрос: что можно сказать о характере убийцы на основании того, какими способами он убивал людей, в том числе и мадам Тренти? Орудия убийства в каждом случае были разные. Это говорило о том, что убийце нравится экспериментировать, нравится убивать или он просто действовал подручными средствами. Смерть Монтфорта, на мой взгляд, была наиболее показательной. Его убили выстрелом из револьвера — традиционное орудие убийства. Необычность двух остальных убийств заключалась в случайности выбора орудия преступления. Партриджу отсекли пальцы топориком, лежавшим в ящике с инструментами, который я оставил в библиотеке. Мадам Тренти была задушена лентой кружева, которая, по- видимому, случайно попалась на глаза убийце. Если к тому добавить мое собственное злоключение, можно предположить, что на мою жизнь покушались просто потому, что я случайно оказался там, где проезжал убийца.
И тогда я подумал, что убийство Монтфорта, типичное и характерное, было тщательно спланировано и подготовлено. В сравнении с ним два других злодеяния, казалось, были совершены наудачу. Неминуемо напрашивался последний вопрос: если теперь убийца действует столь импульсивно, значит ли это, что он сумасшедший?
Неожиданно в мои раздумья вторглись гром колес и перестук лошадиных копыт. Я бросился к окну и глянул на лежавшую внизу площадь. Когда я шел к дому Тренти, там не было ни души, а сейчас по пустынному пространству неслась карета, запряженная парой красивых гнедых лошадей. В ту секунду, как экипаж промчался подо мной, я заметил зеленую полосу на раме, кучера в капюшоне и руку, на мгновение мелькнувшую; когда он подхлестнул коней. Я был абсолютно уверен, что это — та самая карета, которая едва не задавила меня.
— Чей это выезд? — вскричал я.
Чиппендейл стоял за моей спиной и тоже видел карету. Очень похож на экипаж, в котором приезжал ко мне прошлой осенью лорд Монтфорт. Красивый выезд. Я это еще тогда отметил, — отозвался он.
— Странно, — пробормотал я, возвращаясь на середину комнаты, где тряслись от ужаса двое слуг. — Кто-кто, а уж лорд Монтфорт никак не мог управлять этой каретой.
Все формальности, связанные с обнаружением трупа мадам Тренти, были должным образом исполнены. Чиппендейл пригласил знакомого судью, резонно заметив, что в наше время — это общепризнанная истина — ход расследования преступления зависит от случайного знакомства. Я вспомнил про дружбу Уэстли с семьей Монтфортов и кивнул. Как только судья прибыл и осмотрел место преступления, мой хозяин, предупреждая его вопросы, сделал пространное заявление. Он сказал, что мадам Тренти — известная актриса, у которой было много поклонников, и, вероятно, один из них, обозлившись на нее, совершил это нечестивое деяние. Сам он прибыл сюда примерно в десять часов, вместе со мной (меня он представил как своего мастерового). Нам не удалось разбудить мадам Тренти, и слуги, обнаружив, что дверь в ее спальню заперта, проводили нас через черный ход.
Когда мы вошли, она уже не дышала, но еще была теплая. Горничная сообщила нам, что в девять часов она приносила в спальню завтрак, и тогда мадам Тренти была жива и здорова; но она не знала точно, была ли закрыта на замок дверь спальни со стороны парадной лестницы. Таким образом, убийство было совершено между девятью и десятью часами, по всей вероятности, в те минуты, когда мы подошли к ее двери, ибо, приближаясь, мы услышали вопль; вероятно, это был ее предсмертный крик. Видимо, убийца проник в дом через черный ход со стороны кухонных помещений (по словам лакея, та дверь всегда открыта), по черной лестнице тайком пробрался в ее комнату, задушил несчастную мадам Тренти и ушел тем же путем.
Все то время, что Чиппендейл говорил, я не спускал с него глаз, пытаясь разглядеть трещинку в его панцире и понять, что под ним кроется. Но он, как и прежде, весь словно был собран в кулак, умело скрывая свои чувства (мне казалось, я никогда так не смогу). Ни разу его голос не дрогнул, ни разу он не утратил самообладания, даже описывая те мгновения, когда мы вошли в спальню Тренти и увидели на кровати ее распростертое бездыханное тело.
В сущности, мне не следовало бы удивляться его хладнокровию, ибо он демонстрировал такую же невозмутимость, когда я сообщил ему про смерть Партриджа. И все же должен признаться, часто видя, как он впадает в бешенство из-за какой-нибудь мелочи, касающейся его предприятия, в глубине души я ожидал большего.
Как бы то ни было, его версия событий удовлетворила судью. Потом они вдвоем о чем- то тихо переговорили — мне показалось, я услышал, как Чиппендейл предложил ему деньги «в качестве компенсации за беспокойство», — и судья, решив пока ограничиться допросом слуг, с каковой целью он вызвал своего помощника, отпустил нас.
Обрадованный тем, что вовремя успеваю на встречу с Элис, я лишь позже, уже шагая по Стрэнду, задумался над необычным поведением Чиппендейла. Как только судья позволил нам удалиться, он поспешил в направлении улицы святого Мартина, не сказав мне ни слова и даже не потребовав, чтобы я его сопровождал. Разумеется, меня такой расклад полностью устраивал, иначе мне пришлось бы искать предлог, чтобы улизнуть из мастерской. Обычно Чиппендейл требовал от своих подчиненных строжайшей дисциплины, а в этот раз почему-то проявил снисходительность. Объяснения, которые он дал судье, тоже не вполне соответствовали истине. Почему он сказал, что мы прибыли вместе, — ведь когда я только вошел в дом Тренти, он спускался по лестнице, и мы оба это знали? Настораживало и то, что он предложил судье деньги. Разве блюстителям закона платят «за беспокойство», когда они просто исполняют свой долг?
Я вновь задумался об отношениях Чиппендейла и мадам Тренти. Так все же причастен