– Здравствуйте–здравствуйте, добрый человек! – поприветствовал он Булгакова с такой радостью, будто приход писателя доставил ему огромное удовольствие.
Услышав «добрый человек», Булгаков невольно вздрогнул. Теперь он понял, что напоминание о Евгении Гладун не случайно. Яня и Сеня были определенно в курсе его разговора с рыжей красавицей. И в курсе его обещаний.
Так оно и оказалось.
– Вы ведь, кажется, подписали тогда некий договор, – напомнил Агранов.
– Тот договор сгорел и обратился в пепел, – сухо отозвался писатель.
Чекисты с пониманием переглянулись. Потом посмотрели на Булгакова как на умалишенного.
– О чем вы, Михаил Афанасьевич, какой пепел? Рукописи не горят. Что написано пером, не вырубишь топором. Вот ваша расписочка, собственноручная, красными чернилами сделанная.
И Агранов предъявил писателю листок бумаги, на котором внизу стояла его подпись. Вчитавшись в текст, Булгаков с ужасом увидел, что сим документом подтверждает свое согласие сотрудничать с органами государственной безопасности.
Писатель почувствовал себя обманутым.
– Но я извините, но доносчик – не мое амплуа.
Чекисты снова переглянулись с многозначительными ухмылками.
– При других обстоятельствах ваше высказывание можно было бы истолковать как контрреволюционное. Но сейчас разговор о другом. Вас пригласили, чтобы напомнить о некоторых обязательствах, взятых вами на себя совершенно добровольно. Так вот, вам следует безотлагательно приступить к работе над романом о над романом, о котором шла речь в беседе с товарищем Гладун.
Булгаков с силой потер ладонями лицо.
– Не знаю, я пока не готов.
Круглолицый Агранов нахмурился.
– Позвольте! Как это прикажете понимать? С нашей стороны вам было обещана помощь в продвижении ваших произведений. И вот, пожалуйста. Вышла первая часть романа «Белая гвардия», одноименную пьесу собираются ставить во МХАТе. Театр Вахтангова планирует поставить «Зойкину квартиру». Готовится к постановке и «Багровый остров». Изданы ваши рассказы. Как видите, мы свое слово держим. И собираемся держать его и впредь. Теперь очередь за вами.
Булгаков встрепенулся.
– Тогда как понимать обыск, проведенный у меня дома в начале мая? У меня изъяли мои рабочие материалы! Я уже почти полгода прошу вернуть мой дневник и рукопись «Собачьего сердца». Поймите, так работать просто невозможно.
Агранов кивнул напарнику.
– Сеня, это безобразие. Нужно немедленно вернуть товарищу писателю его дневник и рукопись. Кстати, Михаил Афанасьевич, я ее прочитал. Не столько по долгу службы, сколько из любопытства. Шарик – ваша большая удача. Вы не могли бы сделать нам небольшое одолжение? В том эпизоде, где он учится говорить, пусть он среди всякой тарабарщины произнесет слово «абыр».
– Что это? – не понял писатель.
– «Абыр»? Это «рыба» наоборот.
– Но зачем вам это?
Агранов замялся. Ему на помощь пришел коллега.
– Считайте это некоторым условием.
Булгаков не удержался, чтобы не съязвить:
– Как и развод с Тасей?
Голос товарища Гендина зазвенел металлом:
– У нас создалось впечатление, что вы бросили свою первую жену без особых сожалений. И совесть по ночам вас как будто не мучает. Так что не старайтесь выглядеть моралистом, это тоже не ваше амплуа. У нас с вами деловой разговор. Если вы отказываетесь от своих обязательств, то так и скажите, а не оспоривайте каждую мелочь.
Писатель поник. Но тут на помощь ему пришел товарищ Агранов.
– Дорогой Михаил Афанасьевич, – заговорил он тоном дружеского участия. – Никто не собирается насиловать вашу творческую натуру. Вас выбрали как Мастера. Вы совершенно добровольно согласились. Так в чем же дело?
– Мне непонятно, почему в такой серьезной организации, как ваша, придают столько значения суевериям, магии, мистике.
Агранов уселся на диван рядом с писателем. На пальце его правой руки темнел перстень с печаткой. Змей, кусающий собственный хвост, в виде кольца и драгоценный глаз в центре. В разговоре замнач секретного отдела ОГПУ все время поглаживал печатку, словно заряжался от древнего символа энергией.
– Конечно, магия – оружие из арсенала наших врагов, – согласился он. – Но мы, убежденные марксисты–ленинцы, не можем огульно сбрасывать со счетов процессы, которые хотя и не имеют пока материалистического объяснения, объективно существуют. По крайней мере, мы видим результаты их разрушительной деятельности. Да, дорогой Михаил Афанасьевич, раскрою вам большой секрет. Недавно лично мне, с помощью товарищей, удалось положить конец преступной деятельности банды беломасонов. Так вот, с помощью приемов, которые точнее всего можно было бы назвать магия, им удалось причинить немалый вред жизни и здоровью советских людей, а также народному хозяйству. Природа этих приемов нам пока неясна. Поэтому мы хотим противопоставить их белой и черной магии нашу, красную магию!
Под конец речи он распалился так, будто говорил с трибуны мавзолея. Выслушав его до конца, писатель поднялся.
– Хорошо, «абыр», так «абыр». Я готов внести в текст эту и другие правки. Я немедленно приступлю к работе над новым романом. Но сначала мне нужны дневник и рукопись.
Агранов победно взглянул на коллегу, потом улыбнулся Булгакову.
– Вы получите все там же, где вам выдавали пропуск. Давайте, я вам его подпишу. Остальные инструкции получите позже, от товарища Гендина. А это, чтобы вы не забыли и ничего не перепутали. Скажете на вахте, что я, в порядке исключения, разрешил вам пропуск не сдавать.
И он аккуратным росчерком пера нацарапал заветное слово на обороте пропуска.
В сопровождении конвоя Булгаков пустился в обратный путь. Если бы не сопровождающие, он сам никогда бы не выбрался из этого лабиринта.
Наши дни. Квартира Успенского
Андрей открыл глаза.
– «Абыр» – «рыба» наоборот. Я был прав! – с торжеством заявил он. Но тут же осторожно напомнил себе: – Если, конечно, все эти видения не плод моего воспаленного воображения.
Василиса смотрела на него с легким недоумением, ожидая объяснений. И Успенский их дал.
Он протянул ей пропуск.
– Видишь слово «абыр»? Это одно из тех кодовых слов, про которые мы только что говорили.
Василиса все еще не понимала.
– Но почему оно кодовое?
