— Кыш отсюда! Не мешайся! — прикрикнул на него Кобылыч.
Мальчишка отбежал на безопасное расстояние и пропищал:
— Маузер, а сделаешь мне летучего зме-е-ея? — и затанцевал, запрыгал на месте.
— Уйди, я сказал! — топнул Кобылыч. — А то ухи откручу!
— Я не один, — предупредил Маузер, кивнув на автобус. — Мои люди. Фермеры, которые не захотели служить в Омеге. Ребята, выходите.
Кобылыч вмиг посмурнел, смерил взглядом Артура, Курганника, остальных и вздохнул:
— Шо там вообще? На юге?
— Брат, — пробасил Курганник, — попить из колодца можно? А то запрели!
— Пейте, мойтесь… Маузер, ну так шо? Неужели все так погано?
— Типа ты не знаешь.
Артуру безумно хотелось вылить себе на голову ушат воды, но он стерпел, подошел к Кобылычу, представился, пожал его руку и сказал:
— Завтра-послезавтра они будут в Москве.
— Вы сами хоть что-то делаете? — спросил Маузер.
— Ой, пыталися с топливниками договориться, они не хотят ввязываться. Нажиться думают. Мутанты безмозглые. А Москва… Кто ее защищать будет? Нищеброды, башмачники да люберецкие! Но так скоро… дуже быстро! Мы даже собраться не успеем! Нам-то выбора нет: шо так, шо эдак — погибель.
Отчаяние проскользнуло в голосе Кобылыча, и он стал похож на старую загнанную клячу. Майк подобрался к нему, потянул за жилетку:
— Папка… папка, что такое?
— Мы на юге, нам первым погибель, — пробормотал он.
— Я пойду свяжусь по радиоточке с Хамлом, — сказал Маузер. — Пока мы толкуем, прикажи своим людям баньку растопить, а то мы по дороге завонялись. Тощий седой охранник со шрамом поперек щеки тотчас отозвался:
— Сейчас сделаем, обождите! — и поковылял по центральной улице.
Тем временем команда Артура столпилась у колодца. Мужики утолили жажду и, ухая, выливали воду себе на голову. Обгоревшие на солнце лысины облезли, кожа клочьями висела на пробившейся щетине.
— Погодите, — обратился к ним Кобылыч. — Сей- час баньку растопим! — Заметив недоумение на суровых лицах, он уточнил: — Ну, помоетесь! Это Маузер баньку придумал. Вам понравится! Он еще радиоточку смастерил мне и Хамлу. Так-то.
Дезертиры замерли, переглянулись и снова опустили ведро в колодец. Артуру самому хотелось к ним присоединиться, но он понимал, что ему по рангу не положено, и с вожделением ждал обещанную «баньку», хотя не знал, что это такое. Тимми тоже стоял в сторонке и молча завидовал остальным.
— Готово! — крикнул помощник Кобылыча. — Извольте париться!
Вещмешки сволокли в каморку, где уже засел Маузер. Он кивнул и покрутил кнопку на радио — заскрежетало. Мужики потянулись в «баньку», и Артур поспешил за ними.
«Банькой» здесь называли землянку возле защитной стены. Внутри было влажно и душно. Тимми заглянул в соседнюю комнату, где что-то гулко булькало, и отшатнулся, спиной налетев на Артура. На его лице читалось такое негодование, что Артуру самому захотелось сбежать.
Открылась дверь, и, поспешно ее захлопнув, выскочил совершенно голый мужик с обвислым животом, заросшим густыми бурыми волосами. В руке он держал веник. Жидкая борода свешивалась на грудь локонами, каштановые с проседью волосы тоже кудрявились.
— Раздевайтесь тут, вот крючки, сюда одежду. Пар хороший, жар отменный! Все болезни уйдут, если веничком. — Он шлепнул себя веником по руке. — Вот так!
Мужики разоблачались без воодушевления — жара и так всех утомила. Тимми с обиженным видом проталкивался к выходу, но его демонстративно не замечали. Голый Рыжий преградил ему дорогу, ухмыльнулся:
— А ты чего бежишь? Тимми отшатнулся и залился краской, Рыжий заржал:
— Как девка!
Артур понял, что парень не хочет раздеваться, ведь тогда ему придется снимать бандану. Увидят, что у него нет ушей, поймут; он был рабом, и о человеческом отношении можно будет забыть.
— Не видишь, дурно ему! — заорал Артур. — Красный весь. Сейчас его удар хватит, и Маузер вам кишки выпустит! А ну разойдись! Послушались, расступились, и Тимми выскользнул на улицу.
— Странный он какой-то, — пробормотал кто-то из дезертиров.
Артур разделся, придвинул ботинки к стене и, с трудом открыв плотно пригнанную дверь, шагнул во влажную жару.
Хамло печалился, третьи сутки не выходил из дому и толком не спал. Стоило сомкнуть веки, ему виделись горящие дома и танкеры, ползущие по кукурузным полям, небо затягивало дымом пожарищ. До переговоров с топливниками была надежда, что удастся отбиться, а когда переговоры провалились, надежды не осталось. Да, есть гранаты, есть даже мины, изготовленные харьковскими умельцами специально против танкеров, но этого недостаточно. Урожай погибнет, фермы будут разорены…
В спальню ворвался младший брат, Жихарь. Был он рыж, высок и придурковат, ему доверяли уборку во дворе. Не на поле же гнать — родная кровь как- никак.
— Там! — замахал Жихарь ручищами, Выпучив глаза. — Круча передал, зовет… какой- то Мазер на связи! Срочно, грят!
Хамло вмиг оживился, соскочил с кровати и ломанулся к радиоточке. Оттеснив Кручу от радио, надел наушники и заорал странное слово, которому его научил Маузер:
— Прием!
— Привет, друг, плохие новости, — отчитался Маузер, — сегодня-завтра Омега будет переходить Разлом. С мостами, как я понял, не получилось?
— Какой там! — Забыв, что его не видят, Хамло махнул рукой. — Сам знаешь, что у каждой переправы их гарнизон. Так охраняют, что жуть! Не подберешься даже посмотреть! Прав ты был, но сезон назад тебе никто не верил.
— Связывайся с остальными. Надо поговорить.
— А чего говорить-то? Бежать надо! Всё, погибель нам!
— Да что ты как баба! Я знаю, что делать. Говори, где сходка.
— А-а-а… э-э-э… У Кобылыча?
— Дурак! К Москве ближе. Давай у тебя, в Люберцах. Созывай всех глав кланов. Орден не трогай. Орден с Омегой заодно. Как что прояснится — вызывай меня… Да, вооружай людей, не жмись, раздавай всё. Понял?
— Понял, — уронил Хамло и сник. Благо, успел семью в сопровождении Козыря и Бабая на север отправить. И то вопрос, хорошо ли это. Там некроз и симбионты, не случилось бы чего. После сходки, наверное, стоит и самому драпануть. Самое ценное забрать — и бежать. Жизнь-то одна.
Банька действительно бодрила. Тело пахло свежестью и мылом. Мужики выходили довольные, красные. Тимми, толкущийся у колодца, выглядел обиженным.
— Зря, Тимоха! — пробасил Курганник. — Сходил бы, там уже не так жарко.