Тимми зыркнул и отвернулся. Вскоре появился Кобылыч, от радости на его лице не осталось и следа. Рядом шел угрюмый Маузер.
— Сейчас мы с Кобылычем быстро моемся, а вы собирайтесь.
В каменном двухэтажном доме рыдали. Пищали дети. Туда-сюда сновали мужики с тележками. Приближалась Омега — главы кланов понимали, что их ждет смерть, и спасали добро, вывозили семьи. На север уже устремились орды беженцев. Мирные фермеры, наслушавшись о зверствах омеговцев, потянулись вслед за бандитами. Артура подергали за рукав — обернулся.
— Ты все понял, да? — тихо спросил Тимми.
— Я буду молчать, — пообещал Артур.
Маузер управился быстро, смыл налипшую пыль и вроде бы даже помолодел. Команда ждала его возле колодца в полном боевом облачении, бойцы Артура сверкали розовыми лысинами. По другую сторону колодца толпились косматые местные, было их человек двадцать. Из всех только Кобылыч не носил бороды.
— По машинам! — скомандовал Маузер и сел за руль самохода.
Следом поехали два бронированных грузовика с желто-коричневым логотипом люберецких кормильцев.
На самом деле Кобылыча звали Сэмом. Кобылычем его окрестили в детстве за лошадиную физиономию, унаследованную от покойной матери. Сначала Сэм дулся, потом привык и сжился с прозвищем. Чего обижаться — мало того что рожей не вышел, еще и вкалывает с утра до ночи, как лошадь.
По каменной лестнице Сэм поднялся на крепостную стену, окинул взглядом вспаханные поля. Не так давно тут зеленела кукуруза, шелестела листьями; на поле у холма собрали пшеницу, оно еще золотилось разбросанным сеном.
Такого больше не будет. Хорошо, если поселятся здесь другие фермеры, не дадут полям погибнуть. А если омеговцы крепость облюбуют? Затопчут всё, понастроят казарм, плодородную землю щебнем засыпят. Жалко. И дом жалко.
Родители Сэма переехали сюда из-под Киева, нашли воду, вырыли колодец, людей собрали, а потом стену эту всей общиной строили, а укреплял ее уже Сэм, вот этими вот руками! Он сжал кулаки и ударил стену, лбом ткнулся в камни. По щеке скатилась слеза. Успокоившись, Сэм спустился и пошел домой.
Майк смерчем носился по комнатам, казалось, что это он перевернул все вверх дном и разбросал вещи. Причитая, Мила лихорадочно собиралась, набивала мешки вещами, ложками, казанками, тарелками. Мужа она пока не видела. Зато Майк заметил отца, напрыгнул с разбегу, обхватил руками и ногами и спросил, запрокинув голову:
— Папка, а дядя Маузер сделает мне летучего змея? Сэм пригладил его русые вихры:
— Он занят, сынок. Война. Бегти надо.
— Война! — воскликнул Майк, отпустил отца, пронесся по комнате и сделал вид, будто стреляет из пистолета. — Это здорово! Ба-бам! А почему мы уходим?
— Потому что нас будут убивать. Мила ойкнула, выронила подушку, закусила руку и взвыла. Из глаз брызнули слезы.
— Папка! Никто нас не убьет! У нас много-много ружьев! Я видел, они в сарае! Мы сами кого угодно убьем!
— Убьем, — кивнул Сэм и обнял жену, — но попозже. Дорогая, тебе долго?
— Всё-о-о-о…
— Лишнего не берите, там все есть. Кашля вас отвезет. Кашля, ты где?
На пороге беззвучно появился тощий косматый старик, кашлянул в кулак. Сначала все думали, что у него чахотка и он вот-вот помрет, но Кашля, похоже, решил пережить самого Кобылыча.
— Давай скорее, а то сердце кровью обольется. — Кобылыч повел плачущую жену к выходу.
Майк наконец сообразил: происходит что-то скверное, и заревел в голос. Кашля взял его за руку и потянул к выходу, приговаривая:
— Ай-я-яй, ты мужчина, а мужчины не плачут. Посмотри на папу, видишь, у него глаза сухие!
Если бы они знали, как Сэму было трудно сохранять хладнокровие! Надо спокойно усадить жену в кузов. Подать мешок. Еще мешок. Поцеловать сына и сказать, что папка обязательно к нему приедет. Захлопнуть дверцу… Рука не повиновалась. Он неотрывно смотрел на свою семью. Захлопнуть! Клац!
Завелся мотор, машина тронулась и устремилась к поднятым воротам. Хотелось бежать следом, чтобы увидеть жену еще раз, коснуться… Нельзя.
Можно подняться по лестнице и смотреть, как удаляется грузовик, окруженный облачком пыли, становится точкой и вовсе исчезает. Сэм хлюпнул носом и решил, что никуда отсюда не уйдет. Это его земля, его дом, он не сможет жить, зная, что ее топчут сапоги врага. Здесь он умрет и постарается забрать с собой как можно больше проклятых омеговцев.
Глава 13
ВСТРЕЧА
Говорят, когда-то над Пустошью летали платформы доминантов и всевидящие существа пытались направлять жизнь людей. Платформы — давно часть легенд, как Егор Разин, как джагеры…
Если бы платформы сохранились, не разбились о землю и не сгинули, засыпанные песками, доминанты могли бы видеть: хаотичное движение сил Омеги упорядочилось. Как шарики ртути, отдельные роты соединялись в батальоны, батальоны стягивались в дивизии, и за Разломом, южнее Москвы, формировался фронт.
Так накатывают тучи в сезон дождей — неотвратимо, сплошным валом. Так изгибается линзой пенный край урагана.
Войска Омеги стали единым целым. И сердце целого пульсировало, втягивая в себя последние капли. Но наблюдателей нет, и некому с высоты постичь величественную поступь истории.
На блокпосту выстроилась очередь: перед ротой Лекса ждала указаний еще одна колонна грузовиков и танкеров. Лекс вылез из люка, сел на обшивку (металл жег сквозь брюки). Следом высунулся Глыба, помятый, красномордый.
— Уф-ф… Капитан, у тебя вода есть?
— На, — Лекс протянул ему фляжку, — только горячая. Как думаешь, долго еще стоять?
— А я сейчас Барракуду на разведку пошлю. Барракуда! — (Из танкера откликнулись.) — Давай-ка помоги мне Кусаку на воздух вытащить и сгоняй глянь, чего стоим, кого ждем.
В вытаскивании Кусаки Лекс тоже принял живое участие — какое-никакое, а развлечение. Последние дни пути прошли до того тихо и мирно, что он заскучал. Пробовал общаться с Тойво, но все аргументы капитана сводились к «говорила моя матушка», и Лекс
