завозился там и дал такой залп, будто танкеры Омеги уже начали обстрел развалин. Заржали. Длинно и непонятно выругался Маузер, помянув демона Уя, мутафага чёрта и других.
— Вот так, — Тимми поковыряла в ухе, — помирать скоро, а его дрищ пробрал. Не все ли равно, в чистых штанах подыхать или в грязных?
— Ты так и не поговорила?… — начал Артур, но Тимми заткнула его одним взглядом. Недоуменно посмотрел на них Маузер, Артур пожал плечами: не виноват я.
— А главное, — Тимми приложила кулаком стену, — никто и не узнает, что мы за них умерли. Никому дела нет. Не достанется нам ни памятников, серебрянкой крашенных, ни песен, даже могил не будет.
— Подожди себя хоронить. — Маузер снова выглянул на улицу. — Знаешь, сколько раз я сдохнуть мог? И на Кавказе, и под Киевом… во время службы. А ведь я никого не защищал, я деньги зарабатывал.
— Наемник? — Артур уши развесил: интересно узнать, какие наемники во времена Древних были.
— Наемник. О, вот они. Отряд! По местам!
На улицу перед развалинами выруливали танкеры с перевернутой подковой — эмблемой Омеги — на борту.
Глава 22
НА ПОДХОДАХ
Рота Лекса двигалась первой. Наверное, Кир рассчитывал подставить ее под основной удар. Но пока сражаться было не с кем, пока на пути попадались только нищие фермы, оставленные жителями. Само собой разумеется, все ценное из них вывезли. У повара закончилась кукурузная мука. Ясное дело, недокормленный, солдат воевать не будет, поэтому поступил приказ муку добыть. То есть отобрать.
Иначе нельзя, Лекс понимал это, но принять не мог и надеялся, что все деревни на пути будут брошенными. Одно дело — убивать, когда в тебя стреляют, другое — отнимать последнее у безоружных. Он надеялся на схватку, чтобы хотя бы видимость благородства осталась.
Вдалеке показались защитные ограждения из остатков строений Древних. Лекс глянул в бинокль: по периметру — колющая проволока, три дозорные вышки, на ближней копошатся часовые. Похоже, бьют тревогу. Ворота из двух створок, как в Омеге, поверх ржавчины — желто-оранжевый логотип. Понятно, люберецкие кормильцы. Для себя Лекс еще не решил, к кому их причислить: к бандитам или фермерам. С одной стороны, они приносят пользу: возделывают землю, выращивают скот и кормят всю Москву, но с другой стороны, горе пришлым фермерам, приехавшим торговать и не заплатившим дань люберецким. Да и рабство у них процветает. На полях одни рабы и пашут, пока не подохнут, а дохнут они от побоев и недоедания быстро. Похоже, ферма богатая. Вон какие ветряки! Не каждый может себе такие позволить. Из люка высунулся Глыба, танкер вел Барракуда.
— Ну, чё там? Лекс одолжил ему бинокль. Глыба вперился вперед, разинув рот.
— Ты глянь, капитан! Глянь — ворота открывают! Обалдеть! На! — Он вернул бинокль.
И правда — ворота распахнули. Во дворе толпились дикие, мужчины и женщины вперемежку.
— Никак на милость нашу сдаваться вздумали, — заключил Глыба, сплюнув. — Дур- рачьё!
— Дикие дураки только с виду, а на самом деле хитрые, подлюки. Я бы не стал им доверять, — возразил Лекс и проговорил по внутренней связи: — Всем внимание. Впереди ферма. Жители проявляют дружественные намерения. Едем туда пополнять продовольственные запасы. Возможна агрессия. Первыми не стрелять. Когда я закончу говорить, первый и второй взвод — прочесать дома, собрать оружие и продовольствие. Людей не трогать. Как поняли?
По одному доложились взводные. Капитан слизнул каплю пота, упавшую с носа. Возможно, дикие надели маску дружелюбия, чтобы выманить омеговцев из машин и расстрелять, — не верилось Лексу в их благие намерения. Он нырнул в танкер, нацепил шлем и снова выглянул из люка. Танкер в этот момент въезжал в ворота. На дозорной вышке щербатый мужик лыбился и махал белым флагом.
Во дворе хватило места для двух танкеров и грузовика, остальная техника окружила ферму. Жителей потеснили, они прижались к стенам домов. Лекс прокричал в громкоговоритель:
— Жители Пустоши, мы ценим ваше доверие, но введено военное положение. Во избежание недоразумений прошу всех покинуть дома и выстроиться на виду. Обещаю, вам не причинят вреда.
В первых рядах наряженная девушка с ярко-рыжими локонами кусала губы. В дрожащих руках она держала румяный каравай. К ее боку жался мальчишка, поглядывал одним глазом и зажимал уши ладонями. Собравшись с духом, Лекс продолжил:
— Так же во избежание кровопролития приказываю вам разоружиться. Все найденное оружие будет конфисковано. Убытки вам возместят после окончания боевых действий.
Захотелось прополоскать горло — он как наяву видел слова, истекающие гноем лжи. Он сам себе не верил, ведь честнее было сказать: «Открывайте погреба, у нас заканчивается еда. Отдавайте оружие, мы боимся, что вы выстрелите нам в спину».
Когда он умолк, из грузовика высыпали наемники и, прикрывая друг друга, понеслись обыскивать дома. Ни-кто сопротивления не оказывал. Дикие сбились, как стадо баранов, и смотрели на завоевателей с ужасом.
В лачуге у ограждения завизжала женщина. Лекс поклялся себе, что пристрелит насильника, пусть это и не по уставу. А потом сам застрелится. Потому что, если допустит надругательство над невиновными, он перестанет быть собой, уподобится Киру.
Выступая в поход, Лекс мечтал защищать Пустошь от насильников и грабителей. Теперь, получается, Омега их заменяет, прикрывая злодейства благородной идеей. А идея без результата — ничто. На самом деле, милосерднее было пострелять этих людей сейчас, чтобы не обрекать их на голодную смерть. Погреба разграблены, продукты взять неоткуда — солнце губит посевы. Охотиться тоже не на кого — мутафаги откочевали на север.
Визг стих. Из хижины показался наемник, волокущий молодую женщину. Отшвырнул ее в толпу. Односельчане поддержали, не дали ей упасть. Будь на месте Лекса Кир, женщину бы расстреляли. Эти люди ненавидели Лекса как олицетворение Омеги, потому что не представляли, какими бывают офицеры. Знали бы — валялись у него в ногах.
Продукты сложили в одну кучу возле танкера, оружие — в другую. Заголосила тощая баба в мужицкой шляпе, ее пнули под зад — заткнулась.
Дальше Лекс действовал не по уставу: спрыгнул с танкера, выхватил из кучи обрезов и карабинов два пулемета, прошелся перед дикими — их было человек двадцать, в основном бабы и дети, которые тут же заскулили: подумали, убивать будут. Похоже, большая часть населения сбежала. Мужиков трое, на разумного человека похож угрюмый бородач, бритый наголо.
— Кто староста? — спросил Лекс. Ему не ответили, тогда он ткнул пальцем в лысого: — Назначаю тебя. Идем побеседуем.
Бородач обнял крупную бабу в серой бандане, шепнул ей что-то на ухо и, вздохнув,
