сами понимаете, та еще скука. Здесь также было темно, но трех наших фонарей вполне хватало, чтобы осветить впередилежащий путь. Никакого обнадеживающего света в конце тоннеля не маячило. Но нас утешало хотя бы то, что он был пуст. Кроме убиенного Ипатом привратника, других работяг, а также гарпий нам больше не попадалось. Каких-либо указателей, поясняющих, куда мы движемся – тоже. Нас окружали лишь голые металлические стены… Или, следуя закону геометрии, это была фактически единая поверхность, поскольку явно выраженных границ между стенами, полом и потолком в этом коридоре не наблюдалось.
Зато уже через тридцать метров от люка мы наткнулись на развилку. Вернее, это был классический четырехсторонний перекресток. Два аналогичных нашему прохода возникли друг напротив друга справа и слева и тоже уходили в темноту. Никаких указательных знаков опять-таки не было. Транспортная сеть, в которую мы проникли, предназначалась исключительно для биомехов. Они удерживали всю ее схему у себя в памяти и ориентировались посредством собственных навигационных систем. Все указывало на то, что человеку в этом мрачном лабиринте делать абсолютно нечего.
– Полагаю, лучше не отклоняться от прямого курса. По крайней мере, так у нас будет меньше вероятностей заблудиться, – рассудил я и поглядел на товарищей, ожидая возражений. Ипат осветил фонарем оба перпендикулярных ответвления, но ничего примечательного не обнаружил. И пожал плечами, дав понять, что лично ему без разницы, в какую сторону идти. Остальные также не имели ничего против, и мы, махнув рукой на альтернативные пути, поспешили дальше.
Еще трижды мы натыкались на подобные перекрестки и всякий раз миновали их, не отступив от нашего изначального плана. Однако пятая встреченная нами развязка вынудила нас вновь остановиться и пересмотреть дальнейшую стратегию.
Дело в том, что теперь пересекший наш путь коридор располагался, говоря опять же языком геометрии, по оси не «икс», а «игрек». Два вертикальных ответвления – одно в полу, другое в потолке аккурат над ним, – обладали втрое меньшим диаметром, чем наша «труба». Они вполне позволяли нам миновать и эту развилку, не перепрыгивая через отверстие, а просто обойдя его по краю. Именно так мы и поступили бы, не обнаружь Ипат, что шахта проходима.
Вдоль ее ствола, на диаметральном удалении одна от другой, шли две лестницы из вделанных в стенку трубы полукруглых металлических скоб. Достаточно прочных, чтобы выдержать не только человека, но и бота, однако явно не предназначенных для первого. Нам лазать по таким ступенькам следовало чрезвычайно осторожно. Для человеческой ступни лучше всего подошли бы П-образные, широкие скобы, а не такие, как эти – С-образные, толстые и едва позволяющие ухватиться за них двумя руками. Соскользнуть с подобных опор было бы проще простого. При подъеме по ним верхолазу пришлось бы основную нагрузку перекладывать на руки, а ногами лишь слегка отталкиваться от опасных скоб, помогая себе, таким образом, подтягиваться. В то время как не ведающие страха боты – те, у которых имелись специальные приспособления для лазания по таким кронштейнам, – могли перемещаться по ним с довольно высокой скоростью.
«Ни дна, ни покрышки», – так образно и емко можно описать обнаруженную нами шахту. Будь у нас фонари помощнее, мы наверняка отыскали бы во мраке оба ее конца, но с нашими скромными источниками света рассмотреть их не удавалось.
Само собой, что прежде всего нас интересовал путь, идущий наверх. И пускай он был крут и опасен, рискнуть покинуть Ангар самой короткой дорогой согласились все. Даже Динара, которая заверила нас, что способна совершить восхождение сама, ведь решающую роль в нем будут играть руки, а помогать себе подтягиваться можно и одной ногой.
Однако в данную минуту меня больше беспокоила не Арабеска, а Жорик. В его и без того короткий список талантов ловкость не входила. Дюймовый на ровном-то месте порой спотыкался по пять раз на дню, а на этой не предназначенной для человека лестнице ему и вовсе придется несладко. Впрочем, жребий был брошен, и отказываться от попытки выбраться на поверхность из-за одного неуклюжего верхолаза было бы глупо. Тем более что он сам был исполнен решимости опробовать себя в этой нетипичной для него ипостаси.
– На-ка вот, надень. – Я стянул свои горнострелковые перчатки и передал их Дюймовому. – По крайней мере ладони теперь не соскользнут. А мне эти скобы все равно что проторенная дорога. Я, было дело, не по таким дерьмовым лестницам к черту на рога лазил…
После чего натер себе ладони всегда имеющимся у меня в запасе толченым мелом, выбрал наугад одну их двух лестниц и выступил на маршрут в качестве дозорного. Будучи самым проворным из всех, я должен был добраться до конца подъема первым. И, если вдруг этот путь окажется непроходимым, – поспешно возвратиться назад и предупредить товарищей, пока они не забрались чересчур высоко.
Оберегающий жизнь своего носителя, алмазный паразит укрепит мне руки, обострит внимание и повысит координацию, так что за себя я не волновался. За остальных – в пределах разумного. По-настоящему меня беспокоило лишь вероятное появление здесь ботов – вдруг, по закону подлости, кому-то из них приспичит сейчас воспользоваться этой шахтой? Так же, согласно тому же закону, из двух имеющихся в нашем распоряжении лестниц именно наша могла завести нас не туда, куда нужно. Конечно, наличие выбора всегда лучше, чем его отсутствие. Но в случае, когда приходится выбирать одного из нескольких котов в мешке, этот постулат теряет всякий смысл.
Соратники прикрепили к доспехам фонари так, чтобы они били постоянно вверх, и последовали за мной. Стараясь не думать о том, в какой умопомрачительной глубины пропасть рискую свалиться, я шустро перебирал руками и ногами и вскоре ушел от группы в большой отрыв. Три дрожащих луча света разгоняли передо мной сумрак все слабее, и спустя пару минут я мог определить местонахождение товарищей лишь по маячившим далеко внизу световым точкам. Я вновь очутился в мире сплошных аур и мог полагаться лишь на свое алмазное око. Которому, впрочем, кроме двух на вид бесконечных лестниц здесь больше не за что было зацепиться.
Поначалу я видел их в образе двух белесых линий, соединяющихся одна с другой в точке схождения их перспективы. Однако не успел я толком привыкнуть ко мраку, как между этими прямыми стал образовываться разрыв, планомерно увеличивающийся по мере моего продвижения вверх.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чем вызвана подобная метаморфоза. Разделение и медленное укорачивание проекционных линий на этой естественной геометрической модели указывало на то, что я приближался к искомому выходу. И он становился все заметнее с каждым преодоленным мной метром пути. То, что при этом в разрыве не наблюдался свет – не беда. Выходящий на поверхность колодец, скорее всего, закрыт люком, с которым нам придется повозиться. Но я надеялся, что открыть изнутри его запорный механизм будет значительно проще. Ведь перемещающиеся по шахте боты как-то это делают, а значит, и у нас хватит смекалки вырваться из их дьявольского логовища.
Отзвуки вулканической деятельности, которые мы постоянно слышали, пока их не заглушил грохот битвы, сюда не доносились. Довольно странно. Мы наверняка все еще находились под грязевыми вулканами, а их недра спокойными никогда не бывают. По моим грубым прикидкам, путь через Ангар увел нас не слишком далеко на восток. Максимум, что мы сделали, это пересекли под землей горную гряду и сейчас планировали выйти на поверхность у ее противоположного подножия. Где ну никак не могла царить тишь да благодать.
Грешить на заложенные после недавнего боя уши было не резон. Помимо гула, что издавала кипящая в жерле вулканов грязь, раньше мы все время чувствовали легкую
