друзьями. Нас с Жориком этот мерзавец изжарил бы лазером безо всяких разговоров. – И если вы думаете, что я допущу, чтобы все эти «умники» убили одним махом сотню моих братьев во главе с Хантером, вы глубоко заблуждаетесь! Мне плевать на то, что говорит ваш Мерлин! По своей воле или нет, но он встал на пути Ордена и сейчас за это заплатит!..
«Прошу вас! Не мешайте ему! – подал мысленный голос Пожарский. – Вам меня все равно не спасти! Позвольте мне умереть легкой смертью вместо той, что меня здесь ждет!»
– Вот вам и ответ! – победоносно хмыкнул Ипат, прочитав краем глаза свежую надпись на экране. – Он сам со мной согласен! Так что лучше не мешайте мне, а то!..
– Да что ты за маньяк такой стал! – вскричав, перебила его следопытка. – Лишь бы только прикончить кого-нибудь, а остальное – гори оно синим пламенем! Ну, убьешь ты Мерлина, и что дальше?! Это не спасет твою драгоценную Цитадель! Лично я верю Мерлину! Гена верит! Джорджик, вон, и тот верит, пусть и не знает Семена так, как знаем его мы! Семен за шесть лет никому из нас ни разу не солгал, одну лишь правду миру говорил, так с чего ему теперь начать врать? Будь ты на его месте и стой перед тобой член Ордена, сообщил бы ты ему, что тебе только что пришлось отдать команду на уничтожение Цитадели?
– Сообщил бы! – ответил Ипат. – Если бы сильно хотел сдохнуть! А Мерлину, сами видите, жить совершенно осточертело! И я его прекрасно понимаю: какая это, к собачьей матери, жизнь?
– Тогда зачем ему признаваться тебе, что его смерть никак не повлияет на судьбу Цитадели? – не отступала Динара. – К чему эта странная попытка самооправдания? Хотел бы он действительно умереть – наоборот, постарался бы разозлить тебя еще больше! Сказал бы, к примеру, что будет радоваться, умирая с мыслью о том, что Командор погибнет одновременно с ним!
Тут Ипат не нашелся, что ответить. Несмотря на его рьяное желание спасти братьев единственным доступным ему способом, он все же прислушивался к словам Арабески и задумывался над ее контраргументами.
Узловик раздосадованно скривил лицо и обвел глазами зал. Он мог бы оставить Мерлина в покое и просто разнести из армгана оборудование. Однако как на это отреагируем я и мой напарник? Наше и без того зыбкое доверие к Ипату подорвано. Стоит ему выпустить первый лазерный импульс – не важно, куда: в Семена или в экран, – как моя пуля вмиг поставит финальную точку в биографии этого одержимого рыцаря. И Динара теперь ему не заступница. При всех ее «остаточных» к нему чувствах сейчас она заняла сторону Пожарского и вряд ли сойдет со своей бескомпромиссной позиции.
«Я не хочу умирать, – признался Мерлин, глядя на нас печальным, но вовсе не униженным взором. – Я всегда безумно любил жизнь и даже сейчас продолжаю ее любить. И горько сожалею о том, что так мало успел в ней достичь и не доделал все дела. У меня еще было столько грандиозных планов и проектов… Но иного выхода не существует. Через тридцать секунд Жнец покидает Ангар. Цитадель обречена независимо от того, убьете вы меня или нет. Поэтому сделайте это немедленно, а затем срочно хватайтесь за что-нибудь устойчивое. Путь наверх будет очень нелегок».
Еще во время нашего нахождения на террасе «сердечника» я обратил внимание на периодические толчки и легкую дрожь, что начали сотрясать стальной саркофаг, в котором мы очутились. Тогда я не придал им особого значения – мало ли какой работой могут заниматься здесь биомехи. Но на этот момент дрожь уже переросла в ощутимую вибрацию, а толчки раз в полминуты покачивали пол у нас под ногами. И когда Семен предложил нам поскорее за что-нибудь ухватиться, до меня вдруг дошло, чтo вот-вот произойдет. Дошло с такой отчетливостью, что по спине побежали мурашки, а лоб покрылся испариной.
Каркас, по которому мы сюда забрались и который я имел возможность рассмотреть с террасы… Теперь ясно, что мне напоминала эта странная опорная конструкция! И почему она вообще была сделана столь сложной и устойчивой!..
– Хватит ломать комедию! Ты знаешь, что Динара, как всегда, права и Семен нам не лжет, – обратился я к Ипату и, зная, что рискую, тем не менее снял револьвер с боевого взвода и убрал его в кобуру. – И сейчас он нам явно не солгал. Поверь, рыцарь: уж коли Мерлин сказал: «Держитесь крепче», – значит, бросай все и делай, как сказано!
Ипат открыл было рот, но вымолвить что-либо не успел. Унылый и протяжный, словно стон какого-нибудь мифического исполина, гул донесся до нас снаружи. Мощь этого звука была такова, что пол, потолок и стены зала задребезжали, словно мембраны огромных динамиков. Толчки, которые нервировали нас, не усилились, зато участились и следовали практически один за другим. В который уже раз Ангар напоминал нам, наглецам, какие мы в действительности жалкие букашки. Но если раньше мы воспринимали его сейсмические намеки лишь как обычные угрозы, то теперь нас, образно говоря, взяли за грудки и хорошенько встряхнули. Что, само собой, уже никак нельзя было проигнорировать.
Секунда, и все герои нашего противостояния вновь забыли о вражде и бросились врассыпную. А, вернее, к ближайшим стойкам с оборудованием, за железные выступы которых можно было держаться как за поручни. Иных удобств в центре связи для посторонних не предусматривалось. И если вдруг «сердечник» возьмет и начнет вертеться волчком, наши меры предосторожности нас уже не спасут…
Серый фон на экране сменился бурым и зернистым. Но прежде чем это случилось, на нем успела высветиться надпись:
«Простите меня, сталкеры, если сможете! Видит Бог,
Удар, сотрясший зал сразу после того, как главный экран побурел, оказался воистину сокрушительным. Даже несмотря на то что мы готовились к чему-то подобному и крепко держались за стойки, нас все равно сбило с ног и повалило на пол. А некстати расслабившего пальцы Жорика вовсе оторвало от поручня и отшвырнуло прямо под ноги «связистам». Доносившийся снаружи стальной стон сменился шквальным рокотом. Я никогда не совершал автомобильные прогулки по горам и не попадал под камнепад. Но ощущение от терзающего наши барабанные перепонки грохота было именно таким. В эту минуту мы будто и впрямь сидели в салоне автомашины, а нас засыпал каменный обвал, неумолимо сминающий ее крышу.
Гром, тряска и толчки продолжались, но повторных ударов, при которых я чувствовал бы себя выпущенным из пушки ядром, не последовало. Теперь можно было не опасаться невзначай откусить себе язык – разве что хорошенько его прикусить, – и я мог мало-мальски отдышаться и оглядеться. Черному Джорджу повезло (в том смысле, насколько вообще было применимо к нам сейчас это слово). Он не треснулся ни обо что головой и уже полз обратно к поручню, обтирая руками и коленями ходящий ходуном пол. Динара и Ипат, как и я, клацали зубами и трясли подбородками, но держались вполне уверенно. Мерлин и восемь его ассистентов дрожали вместе со своими стойками. При этом зажмуривший глаза и откинувший голову назад Семен ничем не отличался в таком состоянии от остальных коматозных «связистов».
Впрочем, на экранах в это время творилось нечто гораздо более интересное. Бурый, неровно окрашенный фон, который пришел на смену однотонному серому, поначалу был неподвижен. Теперь же он менялся почти безостановочно и совершенно хаотично. Был бы я эпилептиком и пронаблюдай за ним, не отрываясь, полчаса, точно заработал бы очередной припадок.
Другие экраны – те, что окружали главный и были поменьше, – демонстрировали аналогичную картину. Вдобавок дрожащий пол накренился градусов на двадцать. Так, что,
