сроду не происходило в провинциях, где мои плащ, шляпа и мрачная репутация неизменно привлекали к себе внимание. – Почему Баланс допустил такой хаос? Или так и должно было случиться?
Что я должен был им ответить? Скитальцы знали, что Проповедник служит Балансу, но ни один из них не подозревал, на каких драконовых условиях. До недавнего времени я, слуга высших сил этого мира, знал о здешних реалиях даже меньше, чем любой из игроков- новичков. Сегодня спектр моих знаний заметно расширился, но не настолько, чтобы брать на себя ответственность и делать официальные заявления от лица Баланса. Юлить и изобретать отговорки я не желал, поэтому отвечал коротко и правдиво: понятия не имею. Высказывать собственную версию относительно эпидемии бешенства я тоже не собирался, поскольку подозревал: найдутся такие, кто, ссылаясь на меня, непременно выдаст ее за истину в последней инстанции. Мне был не нужен ярлык лжеца, который мог прилипнуть к моей репутации, когда правда окажется обнародованной.
Башня Забвения, рассекреченная банда вымогателей, таинственный Тенебросо, необъяснимый катаклизм в фуэртэ Транквило... А теперь еще странное лошадиное бешенство и столь же странное поведение оседлых, которые никак не реагировали на терзающих их кровожадных зверей, зато готовы были учинить расправу над своими избавителями. Я сомневался, что даже Патрик Мэддок обладал ответами на все эти загадки, высыпавшиеся на наши головы как из рога изобилия.
Я не ждал Патрика так скоро, поскольку был уверен, что у него хватает забот за пределами симулайфа. Проведение разбирательства по выявленным фактам беспрецедентного вымогательства – дело долгое и хлопотное. В сравнении с ним проблема крэкеров, мухлюющих с параметрами своих дублей, выглядела обычным детским хулиганством. А если сегодня у Патрика и выдавалась минута покоя, дома Мэддока ждала дочь, которой после всего пережитого требовалось родительское внимание и поддержка. Как бы сурово ни пинала жизнь Арсения Белкина, все же он еще не окончательно зачерствел и мог проникнуться сочувствием к другу. Поэтому я даже в мыслях не торопил Патрика, хотя очень уж не терпелось побеседовать с ним начистоту в спокойной обстановке.
Вопреки моим ожиданиям, Гвидо объявился в фуэртэ Кабеса довольно скоро. Зануда знал мое излюбленное место временного проживания – постоялый двор «Туманный Бродяга», – и для маэстро не составило труда отыскать меня в людной столице. Вечерами я, как обычно, захаживал в трактир при постоялом дворе, садился в темный угол, ужинал и глазел на красоток из варьете – одного из лучших трактирных шоу не только в фуэртэ Кабеса, но и во всем Терра Нубладо. Неторопливо потягивая воду, я усердно старался внушить себе состояние опьянения и отрешиться от мрачных мыслей. Получалось плохо, но сама атмосфера увеселительного заведения воздействовала на меня благоприятно и расслабляла безо всякого спиртного. Одно было обидно: Консуэла – звездочка местной сцены здесь больше не выступала. Либо голосистая милашка подыскала себе более высокооплачиваемую работу при дворе кого-либо из местных соправителей (фуэртэ Кабеса походила на апельсин в разрезе: восемь секторов-районов, и в каждом заправлял свой диктатор. Дабы хоть как-то поддерживать порядок в этом бедламе, диктаторы заключили соглашение и все проблемы, касающиеся столицы в целом, решали на ежемесячном совете Большой Восьмерки), либо создатель дубля трактирной певички решил просто оставить игру. Жаль, с уходом Консуэлы заведение моего давнего знакомого скитальца Узиеля Буйного лишилось прежнего колорита, из-за которого я так обожал этот трактир.
– Кого я вижу! – обрадованно воскликнул я при виде усаживающегося за мой столик Гвидо. Сегодня я действительно был рад его видеть. Несмотря на то, что из моего угла зал просматривался как на ладони, маэстро все равно подобрался ко мне незамеченным. Уж не по потолку ли он, случаем, пробежал? – Голоден, амиго? Заказать тебе что-нибудь?
– Тебя прямо не узнать, – удивился Зануда. – Какое радушие!.. Нет, благодарю, я не голоден. А вот водички, пожалуй, выпью.
Не успел я подать Узиелю знак, чтобы тот распорядился принести нам воды, а Буйный уже стоял рядом и протягивал почетному гостю наполненный до краев стакан. Меня Узиель никогда не обслуживал лично – сдается, хитрый малый был в курсе, кто скрывался за маской маэстро дипломатии.
– Как самочувствие Анабель? – спросил я. Суровый закон Мертвой Темы был демократичен в одном: он позволял игрокам называть дубли настоящими «земными» именами. Упоминание их в разговоре не коробило ничей слух. Что, впрочем, не относилось к именам широко известных личностей, географическим пунктам и многому другому, нехарактерному для туманного мира. «Терра» оградила свое любимое детище не только от засилья деловых людей, но и от прочих любителей «встреч по интересам», которые раньше в симулайфе устраивал всяк кому ни лень.
Маэстро ответил на мой вопрос не сразу. Услыхав имя дочери, Патрик нахмурился, быстрыми глоткам осушил стакан воды, отер рукавом губы, после чего предложил:
– Пойдем-ка прогуляемся.
Я не возражал. В беспокойном и тесном от наплыва посетителей трактире можно было разве что с жаром обсуждать местные новости да шикарные формы танцовщиц. Разговор по душам, в котором явно будет затронута Мертвая Тема, лучше проводить в другом месте.
– Четыре дня назад у Анабель случился приступ, – признался Патрик часом позже, когда мы с ним удалились от фуэртэ Кабеса на порядочное расстояние. – Я говорил тебе о том, что моя девочка серьезно больна?
– Не припоминаю.
– У нее тяжелое врожденное заболевание. Первое время после того, как мы вытащили ее из ловушки, все было нормально, но пережитая нервотрепка все-таки дала о себе знать. Вчера я увез Анабель в клинику, где мы постоянно лечимся, так что сейчас волноваться уже нечего.
– Извини за любопытство: чем больна твоя дочь?
– Патологией Госса... – Патрик тяжко вздохнул. – К сожалению, этот недуг неизлечим.
– Никогда не слышал о таком заболевании, – признался я. – А вот про Госса твоя дочь, кажется, уже упоминала, но только не в связи со своей болезнью. Это тот самый Госс, который изобрел ВМВ?
