– В упор не вижу!.. Если, конечно, вы не имеете в виду магистраль инскона…
– Именно! – возбужденно всплеснул руками закоренелый прагматик и, предвидя мой вопрос, уточнил: – Разумеется, мы не будем загонять «Неуловимого» внутрь трубопровода, хотя я уверен, что вакуума там сегодня уже нет. Попади автомобиль в энергетический контур, и нас размажет по магистрали тонким слоем до самого Уральского хребта. Мы поедем по верху трубопровода!.. А что? Я уже произвел все замеры: идеально прямая, чуть выпуклого профиля, дорога с шириной проезжей части порядка десяти метров. Дальше к западу трубопровод вольется в межрайонную магистраль и проезжая часть расширится. Подходящая дорога для автотранспорта, согласны? Да на такой дороге я без труда разверну «Неуловимого» в обратном направлении, если из-за непредвиденных обстоятельств придется возвращаться домой. Но самое главное: эта первоклассная дорога целиком и полностью принадлежит нам! Ни встречного, ни попутного транспорта! Я прямо-таки горю от нетерпения прокатиться по ней на максимальной скорости. Правда, немного беспокоят вероятные разрывы магистрали, однако, по моим прогнозам, их следует ожидать ближе к концу маршрута.
Очевидно, именно такие ощущения принято называть прозрением.
– Дядя Наум, вы – гений, – только и сумел вымолвить я, после чего мысленно зарекся отныне доказывать свое превосходство над гениями, пусть даже и непризнанными.
– Полноте. Все гениальное просто, как либериаловый генератор, – отмахнулся Кауфман. – Вы только что лишний раз в этом убедились. Глядите на мир повнимательнее, молодой человек, и откроете для себя множество потрясающих и одновременно элементарных вещей. А пока вы не напомнили мне еще об одном якобы моем просчете, спешу развеять ваше сомнение…
– …Относительно того, каким образом мы забросим «Неуловимого» на стартовую позицию?
– Верно. Ничего сверхъестественного. Потребуется лишь немного храбрости и сноровки. Вам знакомо место в паре километров отсюда, где магистраль прорезает холм?.. Макушка того холма расположена чуть выше трубопровода, так что для прыжка даже нет нужды набирать максимальную скорость. Сейчас я укреплю амортизаторы, дабы они выдержали встряску, а завтра ночью, если вы не против, мне хотелось бы двинуться в путь.
– «Ночью» – это чтобы Каролина не узнала? – понимающе подмигнул я. – Ведь ее мы наверняка с собой не берем?
– Да, Кэрри будет ждать нас дома, – подтвердил Наум Исаакович. – Как отец я категорически против ее участия. Порядочным девушкам сегодня в центре делать нечего. Пусть лучше присматривает за хозяйством. Здесь я за нее спокоен – она достаточно взрослая и в опеке не нуждается. Двери я укрепил, засовы переделал. Надеюсь, Каролина поймет, что так было надо. Само собой, я не сказал ей, куда собираюсь, – незачем нам перед поездкой лишний скандал. И если дочь проведает о наших планах, папочке очень не поздоровится…
– Ты даже не догадываешься, как тебе не поздоровится!..
Дверь мастерской с грохотом распахнулась, и на пороге нарисовалась разгневанная Каролина. Ее горящие, словно у тигрицы, глаза не обещали нам ничего хорошего. Судя по всему, спать Кэрри не ложилась, предпочтя сну более увлекательное занятие – шпионаж за заговорщиками, которые задались грандиозной идеей спасти мир. Причем решили провернуть спасательную операцию без участия третьего члена своей команды, лишенного прав по возрастному и половому признаку.
– Вот уж не ожидала от тебя, папа, такой подлой выходки! – накинулась Кэрри на инициатора заговора, который от неожиданности потерял дар речи и лишь испуганно хлопал глазами. – Да как ты мог так со мной поступить! Ты же поклялся, что больше ни разу в жизни не сядешь в эту проклятую колесницу! И вы тоже хороши!.. – Не все упреки посыпались на бедного папочку, кое-что перепало и мне. – Сидите, поддакиваете, будто так и надо! Вам-то что: вы хоть до Кейптауна, хоть до Буэнос-Айреса трусцой добежите и не запыхаетесь! А папа – пожилой человек, ему волноваться и перенапрягаться вредно! А тем более в пекло лезть!.. – И снова набросилась на отца: – Никаких поездок! Тем более на этой чертовой колеснице! Помни, ты поклялся! Капитана я не держу, он может отправляться куда угодно. Пешком, на машине, по земле, по трубам – мне все равно. А ты остаешься дома! Ясно?! Ясно, я спрашиваю?..
Дядя Наум робко пытался не то возразить, не то оправдаться, но любимая дочь не давала ему и рта раскрыть. Перебранка Кауфманов напоминала тушение жаркого костра из кофейной чашки. Редкие брызги оправданий Наума Исааковича не охлаждали распаленную яростью Каролину, а лишь заставляли ее еще больше шипеть и выпускать пар гнева. Хотелось подольше понаблюдать за столь любопытной сценой, но это было попросту неэтично – семейный скандал дело сугубо интимное, и присутствие при нем свидетелей излишне.
«Ну вот и замечательно, – с облегчением подумал я. – Проблема разрешилась сама собой. Поездка в ад отменяется – Кауфман нашел на свою голову неприятностей, не выходя из дома. Пойду-ка лучше отосплюсь. Права девочка: нечего сегодня разумным людям соваться в этот сумасшедший центр».
Не обращая внимания на беснующуюся Кэрри, я равнодушно зевнул, обнажив свои знаменитые клыки, после чего направился к выходу – троглодит не вмешивается, ему абсолютно нет дела до чьих-то внутрисемейных разборок. И вообще он устал и отправляется отдыхать…
– Спокойной ночи, – пожелал я напоследок Кауфманам. – Если вдруг понадоблюсь – я у себя.
Ответного пожелания я не дождался, поскольку занятые выяснением отношений отец и дочь меня попросту не расслышали.
… И потому представьте мое удивление, когда следующим утром ни свет ни заря Кауфманы явились на порог моего дома, одетые по-походному и с сумками в руках.
Спокойной ночи у соседей явно не получилось. Наум Исаакович выглядел печально, как никогда, под глазами его набухли отеки, а на обычно живом выразительном лице застыла маска непроницаемого уныния. Каролина была растрепана и бледна, и на фоне нездоровой
