зверушку. Будь уверен: она не спускает с тебя глаз и ей очень не понравится, если, пока я буду в отключке, тебе на ум взбредет что-нибудь нехорошее.
– Эх, Геннадий Валерьич! – укоризненно произнес Жорик. – Мы с вами уже не первый день друг друга знаем, разве не так! Не один пуд соли, можно сказать, на пару съели, а вы до сих пор обо мне всякие гадости думаете! Я ж к вам от чистого сердца, с добром, а вы меня так обижаете! И как только вам не совестно, а?
– «Не первый день» – это, Георгий Осипович, еще не «не первый год», – ответил я. – Хотя про поедание соли – это ты, пожалуй, в точку подметил. Давненько на мою долю таких горячих деньков не выпадало. Впрочем, сейчас у тебя будет великолепная возможность заслужить мое доверие, так что постарайся ее не упустить. И не забудь, о чем я полчаса назад тебе говорил: когда станешь поить меня из Грааля, следи, чтобы он не касался моих губ. Чем черт не шутит: может, и удастся не прикончить артефакт. Ну и, само собой, не дай мне захлебнуться, а то такому неуклюжему детине, как ты, ненароком утопить товарища – раз плюнуть.
– Не волнуйтесь – все будет исполнено в лучшем виде, – с воодушевлением отозвался Дюймовый, показав мне большой палец – тот самый, что отрос не далее как пять минут назад. Меня это не слишком обнадежило, но выбирать ассистента, к сожалению, не приходилось. – Только вы, когда очнетесь, постарайтесь не дергаться и не махать руками, ладно? А то разлетятся ваши камни по оврагу, ищи-свищи их потом в этой грязи.
– Постараюсь, – пообещал я, но тоже без особой уверенности. После чего, следуя примеру компаньона, улегся поудобнее спиной на склон, уставился в небо и приготовился к перерождению.
Будь что будет. И прочь сомненья – разве не к этой переломной минуте я шел целых долгих пять лет?
Жорик наполнил Грааль по второму разу и, четко придерживаясь моих рекомендаций, стал аккуратно, тоненькой струйкой вливать мне в рот живительную влагу. А мне оставалось лишь пить и вновь между делом отмечать, как обыденно и неромантично выглядят порой даже самые судьбоносные моменты в нашей жизни. Сделал несколько глотков обычной воды из бронзовой чашки, лежа в грязной канаве, – глядь, и через пять минут превратился в совершенно другого человека. Самого что ни на есть обычного, зато по-настоящему счастливого. А если вконец повезет, то еще и богатого.
Говорите, чудес не бывает? А вот сейчас мы это и выясним! Тем более что на сей раз провести такую проверку – проще простого, а усомниться в грядущем чуде не сумеет никто…
Глава 17
Все хорошо, что хорошо кончается…
Или вы принадлежите к тем закостенелым пессимистам, которые убеждены, что реальные жизненные истории крайне редко завершаются хеппи-эндом?
Позволю с вами не согласиться. Я многократно становился свидетелем того, как в Пятизонье сталкеры выбирались из, казалось бы, совершенно безнадежных передряг лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств. А некоторые не просто спасали свою шкуру, но при этом еще и умудрялись остаться не в накладе, вынося с собой из пекла на зависть впечатляющую добычу.
Всякое случается в этих непредсказуемых краях, где каждый пройденный километр равносилен метанию жребия с поставленной на кон собственной жизнью. И потому, как в любой азартной игре, здесь также есть и свои везунчики, схватившие птицу-удачу за хвост, и те, кому от того вожделенного хвоста не перепало даже мелкого перышка.
Впрочем, ярый радикализм в духе «все или ничего» не является основополагающим жизненным принципом большинства вольных сталкеров. Эти бродяги не рискуют головой без особой нужды и довольствуются той добычей, какая сама идет к ним в руки. И пусть никто, в том числе я сам, никогда не причислял Алмазного Мангуста к сталкерской братии, тем не менее я тоже жил по ее любимому правилу «золотой середины» – разумного риска и политического нейтралитета. Обычные рутинные правила, повергающие в скуку тех, кто избрал для себя судьбу героя – яркую и насыщенную острыми ощущениями, но зачастую до обидного короткую.
Любит Фортуна таких храбрецов или нет, вопрос спорный, но она к ним определенно неравнодушна. Чего нельзя сказать об остальных сталкерах, с кем ей, судя по всему, попросту скучно общаться. И даже когда кто-нибудь из этого осторожного, прагматичного большинства отваживается порой заигрывать с удачей, ее это, похоже, не раззадоривает. Она не рукоплещет такому игроку и не стирает его безжалостно в пыль. Фортуна просто зевает и, махнув рукой, отворачивается от него со всем присущим этой даме высокомерием. А отвергнутый ею соискатель остается в итоге с тем, что имел – как тот сказочный старик со своей стервозной старухой и ее разбитым корытом.
Или как я со своими алмазами, сколь бесценными, столь и осточертевшими мне хуже кандальной гири…
– Кто бы мог предположить, что все обернется именно так! – сочувственно заметил Жорик, когда по прошествии двух месяцев, миновавших с того приснопамятного приключения, нашел меня в одном из моих потайных убежищ. – Оно ведь, ежели рассуждать логически, совершенно нелогично получилось. Вы своими глазами видели, как из меня тогда все импланты повыпали. И историю с Ипатовым братом и клещами-мозгоклюями я тоже не выдумал – чистая правда это; ни единого лишнего слова не приплел. Да вы и сами рассказывали, какие экстремальные шуточки Дьякон обожает вытворять со своим Граалем. Несправедливо: на всех он действует безотказно, а на вас – уперся и ни в какую! Прямо как нарочно! Кому он был больше всех нужен, именно тому он не помог, а уроду вроде Дьякона, поди, ни разу до этого в воскрешении не отказал!
– Все в порядке, Жорик, угомонись, – устало отмахнулся я, давно свыкнувшись со своим катастрофическим фиаско в последней схватке с моим алмазным паразитом. – Горячишься, будто это тебе, а не мне амнистию отменили. Ладно, не убил меня твой Грааль, и на том спасибо. Зато теперь я точно знаю, что у моих алмазов нет абсолютно ничего общего с мутировавшими сталкерскими имплантами. Какой-никакой, а все-таки результат. К тому же ты выдержал мое испытание – сказать по правде, я до конца сомневался, что ты устоишь перед таким искушением. Однако ведь устоял, шельмец! И даже дракона не попытался обмануть, хотя за те полчаса, что я валялся в отключке, можно было найти способ пустить ему пыль в глаза.
– Ага, а потом ваша Марга меня сама по Сосновому Бору распылила бы! – буркнул Дюймовый, но по его довольной физиономии было видно, что мое признание ему здорово польстило. – Но я все равно никак не возьму в толк, почему вы так спокойно на это отреагировали. Или просто передо мной крепитесь, а когда один остаетесь, небось локти от отчаянья кусаете и в подушку рыдаете? Не бойтесь, мне вы можете в этом признаться – я же ваш друг и готов в любую минуту вас утешить.
– Послушай-ка, утешитель! – вмиг посуровел я и вперил в собеседника ледяной взор. – Ты говори, да не заговаривайся! Дружба дружбой, но моим исповедником тебе не быть! Ишь, размечтался! Да о чем ты вообще толкуешь? Я что, по-твоему, похож на слизняка, который станет кусать себе локти и жаловаться подушкам на несправедливость жизни?
– Нет, конечно! И близко не похожи! Это я, Геннадий Валерьич, совершенно не подумавши, сдуру брякнул, – поспешил откреститься от своих слов брат Георгий. – Только верите, нет, а мне до сих пор нормально заснуть не удается. Все размышляю, как с вами судьба отвратительно обошлась. Не из-за алмазов переживаю, которые я не получил, боже
