тобой стряслось? Даже ради старой дружбы?
– Что случилось, то случилось, Томми, – вяло отмахнулся Аглиотти. – Все слишком сложно, и тебе этого не понять. Я и сам, честно сказать, мало что понял. Но всему однажды приходит конец, и если для таких ублюдков, как мы с тобой, вдруг выпадает шанс самому выбрать себе смерть, это можно считать большой удачей. Сегодня у меня появился такой выбор. И не воспользуйся я им, боюсь завтра де Карнерри оставит мне один-единственный вариант, да и тот не самый достойный. Поверь, старик, я очень рад, что ствол к моей башке приставил ты, а не кто-то другой. Можно считать, что при моих шансах подохнуть собачьей смертью мне прямо-таки несказанно подфартило.
– Знаешь, я тоже рад, что ты не держишь на меня зла, – облегченно вздохнул Томазо. – Даже не верится, что сам, мать его, Тремито не обижается на меня за то, что я собираюсь пристрелить его в этом поганом подвале!.. Ладно, дружище, давай закругляться. Сам понимаешь, я не в восторге от того, что должен сейчас сделать…
– Погоди минутку, – попросил Тремито. – Последняя просьба. Вернее две, но маленькие. Ничего такого, что тебя затруднит.
– Говори, чего уж теперь, – не стал возражать Мухобойка. За все это время он ни на миг не опустил пистолета, в чем бы ни уверял Аглиотти своего палача.
– Первая – самая простая… – Доминик потер отбитую скулу и покосился на Гольджи. – Не хочу оставлять за собой долгов, поэтому, как сделаешь дело, двинь хорошенько за меня Косматому в морду…
– С удовольствием, – хохотнул громила. Джулиано лишь презрительно фыркнул и отвернулся. – Что еще?
– Вторая просьба чуть хлопотнее, но не настолько, как избавление от моего тела. Помнишь мой талисман?
– Ну, – буркнул Томазо.
– Раз уж сам я отправлюсь на дно Мичигана, будь другом, отвези на могилу моих жены и сына хотя бы эту вещицу. Сделаешь?
– Без проблем, – пожал плечами Мухобойка.
– Вот, возьми… Поверь, Серджио будет тебе очень благодарен. – Аглиотти расстегнул ворот рубахи, снял с шеи шнурок с колесиком и, не вставая, протянул его Гольджи. Тот, все также удерживая Доминика на мушке, шагнул к нему, чтобы забрать талисман…
…И сразу же нарвался на вероломную уловку, которую если и ожидал, то не в момент, когда Тремито вел речь о своем мертвом сыне. Вместо того чтобы передать колесико, Доминик изловил Томазо за запястье держащей оружие руки, отвел ее в сторону, а потом резко распрямил подтянутые к груди ноги и с силой лягнул противника под коленную чашечку. В колене у Гольджи что-то хрустнуло, и он, взревев от боли, повалился на пол. Палец громилы нажал-таки на спусковой крючок, но пуля ударила в бетонную стену слева от Аглиотти, затем рикошетом – в стальной корпус креаторского пульта, где в итоге и застряла. Сидевший за сентенсором Гомар вскрикнул и плюхнулся из кресла на пол, решив что это обезопасит его от шальных пуль.
Выстрелить повторно Мухобойке не удалось. Воспользовавшись тем, что он впал в болевой шок, Доминик крутанул громиле кисть и вырвал свою «Беретту» из разжавшихся пальцев противника. После чего не мешкая открыл огонь по ногам Косматого, кинувшемгося к стоящему в углу журнальному столику. На нем лежали пистолеты тех охотников на «Дэс клаб», которые предпочли снять кобуры, прежде чем подключиться к М-эфиру. Одна из трех выпущенных Аглиотти пуль угодила Джулиано в икроножную мышцу, вынудив того споткнуться и тоже растянуться на полу всего в двух шагах от разложенного на столике оружия.
Скорчившийся от боли Томазо попытался схватить вскочившего с пола Тремито за штанину, но вместо этого получил пистолетной рукояткой по темечку и выпал из реальности, только уже не посредством М-портала, а другим, не менее надежным способом, появившимся задолго до изобретения таких безболезненных «проводников» в иные миры, как спиртные напитки и галлюциногенные зелья. С ужасом заметив, как приговоренный к смерти босс отправляет Мухобойку в нокаут, подстреленный Зампа попытался в неуклюжем, но отчаянном прыжке дотянуться до пистолетов. Но все, чего добился Джулиано, это лишь опрокинул столик, рассыпав его содержимое по бетону.
Чтобы завладеть ближайшим к нему пистолетом, Косматому требовалось предпринять еще один прыжок, чему Аглиотти, само собой, поспешил воспрепятствовать. Едва Зампа подобрался, чтобы сигануть к пистолетной «россыпи», как Тремито наступил ему на простреленную икру, отчего Джулиано не прыгнул, а лишь дернулся, как схваченная за хвост рыбина, и заорал от боли. Впрочем, кричал он недолго. Отпустив ногу раненого, Доминик дал ему свободу ровно настолько, чтобы самому приноровиться и заехать противнику ботинком под основание черепа. После такого удара лежащий кверху задом Косматый вдобавок треснулся лицом о бетон и последовал примеру Мухобойки, тоже лишившись сознания. Тонкий багровый ручеек, вытекающий из расквашенного носа Джулиано, медленно заструился по полу, словно длинный дождевой червь, ползущий через комнату к двери. Второй подобный ему «червяк» выползал из-под простреленной голени Косматого и двигался в том же направлении.
Доминик собрал разбросанное оружие, ткнул носком ботинка сначала одного оглушенного противника, затем другого, убедился, что как минимум в ближайшие пять минут они не потребуют реванша, и, кажется, только сейчас вспомнил о забившемся в угол Клоде Гомаре. Чему тот, разумеется, отнюдь не обрадовался. Глядя вытаращенными от страха глазами на идущего к нему Мичиганского Флибустьера, креатор задрожал еще сильнее и взмолился:
– Пожалуйста, мистер Аглиотти, не стреляйте! Ведь я не сделал вам ничего плохого! Эти двое, они словно с цепи сорвались, а я здесь совершенно ни при чем!..
– Заткнись и слушай! – перебил Доминик скулящего голландца. – Сделаешь все в точности, как я тебе скажу, – останешься жить. Надумаешь обмануть – обработаю так, как обработал недавно толстяка Ньюмена, только не в М-эфире, а наяву. И буду делать это очень – подчеркиваю: о-о-очень! – медленно. Если понял, просто кивни.
Клод за секунду умудрился кивнуть около полудюжины раз – видимо, для пущей убедительности.
– Отлично, – подытожил сицилиец. – Тогда первый вопрос: где сейчас хранится загрузочное досье Грега Ньюмена?
– Там же, где и неделю до этого: на мнемонакопителях моего сентенсора, – ответил Гомар.
– В скольких копиях?
– В двух. Оригинал и та, которую мы используем на Полосе Воскрешения.
– Ты точно уверен, что других копий этого мнемофайла не существует?! – угрожающе навис над креатором Доминик.
– Клянусь вам жизнями моих детей и внуков! – Пожилой голландец сложил перед собой ладони в молитвенном жесте.
– Что ж, если ты сейчас соврал, значит, молись не мне, а Богу, – заметил Аглиотти. – Он тебя, может, и простит, а я – нет… А теперь, старик, садись в свое кресло, включай антенну и слушай, что мне от тебя нужно. И слушай внимательно, потому что допустишь хотя бы мизерную ошибку – назад в реальность ты уже не вернешься…
– Как любезно с вашей стороны, Созерцатель-сан, что вы пригласили меня позавтракать в этот дивный французский ресторанчик. Действительно, пора бы нам после стольких лет делового сотрудничества наконец-то встретиться лично, – благодарно улыбнулась мадам Ихара, допивая кофе и все еще продолжая недоверчиво поглядывать на
