том же…
А затем мчащийся с ураганной скоростью водяной вал накрыл город, как прибойная волна накрывает песчаные замки, сооруженные у самой кромки пляжа. Миг, и из всех зыбких построек остаются лишь жалкие остатки тех, на строительство которых было израсходовано больше всего песка. Остальные же исчезают бесследно, что, впрочем, не дает первым никакого преимущества над вторыми, ибо следующая волна полностью устраняет разницу между теми и другими…
Глава 19
Устремившийся к обрыву океан атаковал ратушу с тыловой стороны, что нас и спасло. Удар пришелся в противоположный торец прямоугольного строения и развалил его практически на треть, но этим нанесенный ему стихией ущерб и ограничился. Скорость волны была огромной, но ее высота не превышала тридцати метров, так что полностью накрыть главное городское здание ей не удалось. В ратуше обрушилась задняя стена, половина крыши, а торчащая из нее часовая башня накренилась сильнее, однако каким-то чудом не упала. Обе фасадные башни и примыкающая к ним часть постройки тоже выстояли, оградив нас от ревущего водяного вала и последующего падения в Черную Дыру.
Ясное дело, что выйти сухими – во всех смыслах – из этой передряги нам не довелось. Подобный атомному грибу, выброс воды был не кратковременным, а являл собой рождение этакого колоссального родника. Пусть он был еще не океанических масштабов, но выглядел гораздо внушительнее, чем те гейзеры, что стали первыми ласточками грядущего потопа. Уровень воды на затопленной территории вмиг повысился примерно в тридцать раз, а добравшийся до края яруса прежде сумбурный поток обрел наконец упорядоченное течение.
Разумеется, все эти подробности мы выяснили не сразу – много ли вообще узнаешь об окружающем мире, стоя на самом дне непроглядно-мутного потока воды? Монументальное здание обезопасило меня и Кастаньету от прямого удара стихии, но хлынувшие на нас справа и слева, а затем сомкнувшиеся над нами водные массы вмиг образовали за ратушей зону турбулентных течений – примерно такую, что образуется в кильватере быстро движущегося судна. Находиться в этом хаосе, да еще будучи погруженным с головой в воду, было невыносимо. Нас с подругой мотало из стороны в сторону, того и гляди норовя оторвать от поручней и разметать куда попало, лишив последней надежды на спасение. Не вцепись мы – потенциальные утопленники – в воротные кольца, как в ту пресловутую соломинку, очевидно, в жизни больше не вдохнули бы ни глотка воздуха, отправившись в короткое свободное плавание по воле стихии.
Затем, когда волна схлынула, а течение потока пришло к некоторому единообразию, турбулентные завихрения в «кильватере» ратуши перестали играть нами, словно невесомыми мормышками. По сильному давлению на барабанные перепонки стало понятно, что мы находимся под внушительным слоем воды, и если нам не хочется разделить участь тургеневской Му-Му, пора срочно побеспокоиться о подъеме на поверхность, какие бы катаклизмы там сейчас ни происходили. И пускай недолгое пребывание под водой пока не причиняло мне особых неудобств, медлить со всплытием было нельзя. Оно также требовало от нас усилий и как следствие этого – повышенного расхода драгоценного кислорода.
Я взял Викки за рукав и насильно вытащил ей руку из кольца, после чего заставил подругу вцепиться мне в пояс уже обеими руками. Потом сам освободился от кольца, перехватился за верхний воротный шарнир и, упираясь в узорчатые барельефы, приступил к восхождению. Умница Викки быстро сообразила, что от нее требуется, и, не желая чувствовать себя обузой, тут же взялась энергично помогать мне, подтягиваясь за выступы и отталкиваясь от стены ногами, при этом, однако, продолжая придерживаться за выданную ей страховку.
Можно было поступить иначе и попросту всплыть со дна, не осложняя себе задачу скалолазными выкрутасами. Но я все-таки предпочел этот вариант, поскольку он придавал мне уверенности в том, что нас не унесет на стремнину внезапным порывом течения. Пусть оно и пришло в относительную стабильность, доверять вероломной стихии я отказывался наотрез.
Мало-помалу мы добрались до разбитого витража, как выяснилось, уже полностью скрытого под водой. Тронув Викки за плечо, я дал ей понять, что намереваюсь влезть в окно и продолжить всплытие по внутренней поверхности фасада. С той стороны турбулентные завихрения были не столь опасны. Я почувствовал бьющее из проема течение и прикинул, что в ратуше оно нам будет не вредить, а помогать, не позволяя отдалиться от путеводной стены. Только теперь недостаток кислорода дал о себе знать в полной мере, но, глянув вверх, я даже сквозь мутную воду разглядел, что плыть осталось считаные метры.
Первые глотки вожделенного воздуха мы совершили под нависающим над нами расписным сводом, что всего три минуты назад служил потолком огромного зала, а теперь – низкой крышей огороженного каменными стенами бассейна. Страдай я клаустрофобией, наверняка впал бы в панику от пребывания в таком безысходном месте, покинуть которое, на первый взгляд, можно было лишь тем рискованным способом, каким мы сюда попали. Но, отдышавшись и осмотревшись, я обнаружил выход из замкнутого пространства затопленной ратуши – не сказать, что удобный, но по крайней мере не требующий от нас изображать из себя дайверов-экстремалов.
Тыловая часть крыши, которую прежде подпирала снесенная волной стена, обвалилась не до конца и теперь свисала над водой, полностью утопив в ней лишенный опоры край. Шаткая полуразрушенная конструкция раскачивалась от бьющего в нее течения, и было очевидно, что в таком состоянии ей долго не продержаться. Однако лучшего места для того, чтобы выбраться на крышу ратуши, чем погруженный в воду черепичный скат, было не сыскать. Нам следовало поспешить, пока поток не отрезал для нас наиболее легкий путь к цели. В противном случае пришлось бы опять заниматься опасным нырянием и поиском в мутной воде выхода в какую-нибудь из колоколен. Понятно, что таковые выходы внутри здания имелись, вот только интуиция подсказывала мне, что расположены они у самого дна, возле главного входа в ратушу. Нырять на такую глубину, да еще без гарантии на успех было сущим самоубийством. Как, впрочем, и вся наша затея скрыться от сицилийцев в рукотворном аду креатора Платта.
Проклятье! Похоже, судьба нарочно подарила Арсению Белкину полтора десятка лет безбедной жизни, чтобы в один прекрасный… вернее, мерзкий день выплеснуть мне на голову все не пережитые мною за это время приключения и посмотреть, как я с ними расправлюсь. Зрители должны быть в восторге от такого шоу. Интересно, сильно ли упали на нас ставки, когда хозяин Утиль-конвейера решил проверить меня и Викки на водобоязнь?
Насколько мощным был поток за пределами ратуши, неизвестно, но внутри его напор сдерживался фронтальной и боковыми стенами. Вместе они образовывали искусственную заводь, где можно было плыть в любую понравившуюся сторону, даже против течения. Чем мы и занялись, как только почувствовали, что подкопили сил для очередного спасительного рывка. Что творилось снаружи, мы тоже понятия не имели. Но уровень воды, поднявшийся за время нашего плавания по поверхности аж на полметра (я определил это по уходящим под воду настенным росписям), давал понять, что города как такового больше не существует. А если потоп не ослабнет, то через полчаса изливающийся в Черную Дыру океан доберется и до верхушек колоколен. Но так или иначе наши жизни оборвутся не в этом мокром каменном гробу, а в более романтичном месте.
Кое-как выбравшись на провисшую крышу – вылезать из воды по намокшей и скользкой черепице было тем еще мучением, – мы вскарабкались на конек и, напрочь выбившись из сил, уселись на нем неподалеку от покосившейся часовой башни, чей шпиль оторвался и с громким всплеском канул в пучину, когда мы подплывали к «сходням». Отсюда до непоколебимых
