колоколен было рукой подать, и мы могли даже выбирать, к какой из них направиться. Все, что от нас требовалось, это расколотить башенное окно и, проявив немного сноровки, забраться в него прямо с крыши, примыкающей к одной башне торцом правого ската, а к другой, соответственно, торцом левого.
Наши посиделки на коньке пора было прекращать. С каждой минутой утопленный край крыши погружался в воду все больше и больше, отчего вызванные течением колебания только усиливались. Дрожал, не переставая, не только провисший скат, ходящий туда-сюда, будто китовый плавник, но также уцелевшая часть конструкции и даже накренившаяся часовая башня. Не исключено, что каркас перекрытий все-таки выдержит вибрацию и не рухнет в ближайшие полчаса, однако если часовая башня вздумает упасть, она неминуемо утянет за собой всю крышу целиком. А вместе с ней и нас – неудачников, сошедших с дистанции в двух шагах от цели…
Впрочем, спешка спешкой, а не обратить внимание на полностью преобразившийся пейзаж было никак нельзя. К сюрреалистическим композициям, что открывались в квадрате Платта почти на каждом шагу, нам привыкать не приходилось. Поэтому разлившееся на месте средневекового городка море не стало для меня откровением, как, например, та же груда Эйфелевых башен; в данный момент она торчала вдалеке этаким шипастым горбом вынырнувшего из воды стального левиафана. Насколько широко раскинулась водная гладь, определить было нельзя – мешала скрывающая горизонт туманная дымка. По идее, океан должен был затопить пустыню и плескаться сейчас у подножия напирающего на Финляндский вокзал вулкана. Но это если опять же мерить здешние реалии привычными мерками. В действительности потоп мог с равным успехом и разлиться по Утиль-конвейеру на многие сотни километров, и быть загнанным из соображений безопасности в какое-нибудь незримое искусственное русло – мало ли, что взбредет на ум директору Свалки Миров.
Из-за того что безбрежный водоем вокруг нас обладал мощным течением, чудилось, будто это наша ратуша бороздит его, словно потрепанное бурей морское судно. Буруны на утопленном краю крыши и отчетливый кильватерный след за фасадом лишь усиливали эту стойкую иллюзию. Помимо уже упомянутого мной стального левиафана, параллельным с нами курсом «рассекала волны» только городская тюрьма, на чьей торчащей из воды плоской крыше метались несколько чудом спасшихся орков. Иных надводных ориентиров на обозримом пространстве не наблюдалось. Я рассчитывал обнаружить в их числе пожарную каланчу, но она, как оказалось, не была рассчитана на удар цунами и сейчас покоилась на дне мутного потока вместе с руинами прочих городских зданий.
Несмотря на то что край циклопического водопада находился от нас совсем недалеко, его грохот звучал приглушенно и проигрывал клокотанию «атомного» гейзера, расположенного от ратуши примерно на таком же расстоянии. Теперь ему приходилось пробиваться из-под толстого слоя воды, и потому адский фонтан выглядел уже не так внушительно, как при прорыве из недр Утиль-конвейера. Будь я романтиком, то сравнил бы этот могучий двухсотметровый бурун с гигантским цветком лотоса. Но поскольку мое мрачное настроение было далеко от поэтического («утопическое» – вот, пожалуй, самое верное определение настроению потенциального утопленника), я окрестил вулканоподобный гейзер оскорбительным прозвищем «гребаный бульбулятор». И вдобавок попросил его заткнуться, на что он, естественно, никак не отреагировал.
Водопад не удостоился чести получить от меня название, даже негативное, хотя он тоже этого заслуживал. А все потому, что кроме приглушенного шума и вздымающейся над обрывом водяной пыли мы больше ничего не видели. Всему виной был ракурс, в котором нам пришлось смотреть на падающий в бездну океан, – самый неудачный ракурс из всех, какие только существуют для созерцания подобных чудес природы. С таким же успехом можно было любоваться Ниагарским водопадом, привязав лодку посреди Ниагары километром вверх по течению от этой легендарной достопримечательности. Не сказать, что я огорчился по этому поводу – во время нашего отпуска мы с Викки вдоволь насмотрелись на сливаемые в Черную Дыру реки и моря. Но все равно, было немного обидно очутиться в центре этого грандиозного действа и не увидеть его самой драматичной детали… В смысле, не увидеть в качестве зрителя – при падении с водопада нам уже вряд ли удастся трезво оценить его масштаб и суровую красоту.
– Хватит рассиживаться, – бросил я подруге, после чего встал с конька и снял со спины «Экзекутор», раздумывая, как с ним поступить. В подсумке оставался последний магазин, и хоть я был уверен в том, что патроны ни в нем, ни в штуцере не отсырели – гарантия создавшего их М-эфирного оружейника, – отныне мое излюбленное оружие превратилось в бесполезную ношу. Единственным нашим врагом поблизости оставался низвергающийся в Черную Дыру океан, угрожать которому «Экзекутором» являлось чистой воды сумасшествием. Будь на моем месте пророк Моисей, слово которого, согласно Святому Писанию, могло заставить расступиться морские воды, он бы, наверное, сумел укротить нашу грозную стихию. Конечно, в Менталиберте Созерцатель тоже считался в некотором роде чудотворцем, вот только дальше информационного шпионажа мои чудеса, к сожалению, не распространялись. А на Утиль-конвейере – территории полновластного здесь божка-мусорщика Платта – цена моим скромным талантам была и вовсе ноль.
Приплыли, одним словом. Или, если быть точным, вот-вот приплывем…
Насколько же судьбоносными бывают порой некоторые мгновения нашей жизни! Надумав избавиться от балластного штуцера, я собрался утопить его после того, как расстреляю в качестве прощального салюта оставшиеся патроны. И утопил бы, можете не сомневаться, кабы на нас не нагрянула очередная напасть, причем оттуда, откуда я ждал ее в последнюю очередь. Для полного счастья, как мрачно шутят в подобных случаях русские.
Гадая, в какую башню сунуться, я решил пальнуть из «Экзекутора» в каждое из доступных нам окон, чтобы не разбивать их голыми руками. Однако едва я вскинул штуцер, как узкий мозаичный витраж в стене левой башни разлетелся на осколки без моего участия и вообще, на первый взгляд, без какой-либо очевидной причины. Впрочем, через мгновение она все же прояснилась в виде автоматной очереди, загрохотавшей из выбитого окна. Не исключено, что вместе с грохотом до нас долетели бы и пули, но стоящий за непрозрачным витражом стрелок не мог открыть прицельный огонь до того, как уничтожит эту преграду. Поэтому первую свою очередь автоматчик выпустил наугад. Она прошла левее нас с Викки и ударила в часовую башню. А я аж присел от неожиданности, поскольку даже не припоминал, когда в последний раз выбранная мной, казалось бы, безобидная мишень наносила по мне превентивный удар.
К счастью, после всех побоищ с орками и заплывов с препятствиями наши инстинкты не притупились от усталости, и потому, как только неподалеку от нас вдруг загремела канонада, мы моментально кинулись в укрытие. Надежность его оставляла желать лучшего, но наиболее подходящей защиты от пуль, чем часовая башня, поблизости было не сыскать. Тем паче автоматчик уже обнаружил наше присутствие и теперь стрелял по нас короткими очередями, каждая из которых имела все шансы угодить в цель.
–
Я воздержался от столь эмоциональных комментариев, хотя мне тоже было что добавить к словам подруги. Вместо того чтобы обложить неведомого противника бранью, я предпочел выглянуть из-за угла башни и выяснить, в какое дерьмо мы вляпались на финишной прямой нашего головокружительного забега.
Тут уже никаких сюрпризов не было. Стрелок старался держаться в темном проеме окна, но несмотря на это его принадлежность к сицилийским псам не подлежала сомнению. Все они
