легко погубить нас обоих… Ладно, раз не можешь, значит, так тому и быть: буду приглядывать за тобой по мере сил.
– Ты же все-таки мой ангел-хранитель, – напомнил Мефодий.
– Да, я не забыла. Но ангел далеко не всесильный. Советую это запомнить, когда захочешь опять выкинуть какую-нибудь глупость. Если сам себя контролировать не будешь, я ничем тебе не помогу.
– Я буду очень осторожен, – пообещал Мефодий.
По укоризненному взгляду Кимберли было заметно, что она ему нисколько не поверила.
– Так ты едешь со мной в Россию? – поинтересовался Мефодий. – Это же здорово! Я познакомлю тебя с родителями!.. – Извини, но сначала я познакомлю тебя со своими – Гетеборг мы посетим в первую очередь. Только будь добр, когда будешь разговаривать с отцом, добавь себе десяток-другой годков. Они с матерью, конечно, не пуритане, но боюсь, все равно меня не поймут. И так каждый раз спрашивают, сколько я на косметические операции трачу, чтобы выглядеть двадцатипятилетней…
– Пейте чай, доченька, пейте! – приговаривала Пелагея Прокловна, подливая Кимберли в чашку свой фирменный травяной отвар. – Я сызмальства его употребляю и эту солому магазинную сроду не покупала.
– Гораздо лучше китайского, – призналась Ким, что было недалеко от истины.
– Что вы такое говорите! – возмутилась Прокловна. – Разумеется, лучше! Да разве китайцы вообще что-то путное делают? Только кеды и трикотаж, да и тот живет лишь до первой стирки!
– Никто не интересовался вами в последнее время, Пелагея Прокловна? – спросил Мефодий. – Никуда не вызывали?
– Была разок тут престранная оказия, – зачем-то оглядевшись по сторонам, понизила голос Прокловна. – Зовут меня, значит, на позапрошлой неделе в соцобеспечение. Придите, говорят, бабушка, гуманитарную помощь получите, дескать, причитается вам как жертве фашистской оккупации! Я, конечно, на все эти вражеские подарки плевать хотела, но тут решила: схожу, авось Тузику чего из той помощи на вкус да приглянется. И что же вы думаете?..
Мефодий и Кимберли пожали плечами.
– А не дают в соцобеспечении ничегошеньки! – пояснила агент Пелагея. – Глаза выпучили: кто вам такое сказал, уважаемая Пелагея Прокловна? По телефону? Ну, видать, ошибочка приключилась – разыграли вас!.. Ладно, ошибочка как ошибочка, ковыляю домой, и что же, думаете, дома?..
– Воры забрались? – робко предположил Мефодий, хотя чувствовал, что наверняка не угадал.
– А вот дудки тебе! – без обиняков заявила старушка, разве что кукиш не показала. – Если бы воры!.. Все на месте, никого нет, а Тузик-бестия почему-то под кровать забился и скулит так, будто отлупил его кто или пуганул хорошенько. Я его, бедненького, и конфеткой, и косточкой подманиваю, насилу вытащила. А он на меня поглядывает и будто сказать чего-то хочет…
Услыхав из комнаты, что речь идет о нем, куцехвостый герой Пелагеиного повествования процокал когтями на кухню и уселся подле хозяйки немым свидетелем случившегося.
– И ведь неспроста он паниковал, – продолжила Прокловна, погладив фокстерьера по кучерявой макушке. – Неспроста! Кто-то был в квартире без меня – Тузик-то у меня мальчик храбрый, даже грозы не боится, и напугать его надо еще суметь!.. И ведь нашла!
– Того, кто напугал? – не сдержалась Кимберли.
– Эх, если бы… Вот! – Прокловна протянула руку на антресоль и достала оттуда маленькую пуговку, с мясом вырванную откуда-то вместе с кусочком серой драповой ткани – скорее всего от чьего-то пальто. Ткань немного напоминала ту, из которой было сшито всесезонное пальто Гавриила, только была гораздо тоньше и не такого поношенного состояния.
– Это мой храбрец оттяпал! – похвалилась Прокловна, ласково почесав Тузика за ухом. – Гости ко мне в такой одежонке не захаживают, потому будьте уверены – этот тип в сером Тузика и напугал!
– Ничего не пропало? – осведомился Мефодий.
– На первый взгляд нет, но я бабушка дотошная, сразу все свои узелочки перетрясла и ящички перерыла. Все вроде бы на месте, однако поди ж ты, сложено как-то грубо и неумело. Травки – они ведь существа нежные, надобно знать, какую с какой хранить можно, а какую с какой ни в коем разе. Короче, кто-то порылся в моих запасах, аккуратно, с оглядкой, но порылся!
– Вы, конечно же…
– Свенельда-родимца в курс незамедлительно поставила! Им тут с полмесяца не дозвониться было, говорят, линию меняли, а сейчас телефон обычный – городской. Только мне наказали, – Прокловна улыбнулась, отчего морщинки вокруг ее рта образовали замысловатый узор, – чтобы каждый раз я вместо обычного докладу говорила… Как это?.. Ага, вот: «Я по объявлению о продаже сушилки для валенок…» Надо якобы так для скрытности. Больше говорить ничего не надо, и через час твой сотоварищ по службе Матвей как штык является. Таковы теперь у нас, Мефодьюшко, порядки…
Беседа затянулась за полночь. Говорливую старушку было не унять, а уходить от нее в необустроенные стены новой «конторы» не хотелось и вовсе (теперь «Небесные Врата» занимались не адвокатурой, а продажей оргтехники, поскольку адвокатов было хоть и много, но наперечет, а замаскироваться среди армий «компьютерщиков» можно было с более высокой гарантией). Прокловна посетовала, что телевизор стало совершенно невозможно
