– Бывал я как-то раз на юге, – доверительно поведал Тайягук. – Возили меня через море на большую встречу по защите каких-то моих прав… Одно скажу: вот там не проси меня никуда тебя провожать! Там обязательно заблужусь. Там точно все одинаковое и рябит. Дикие места, нехорошие, а люди как звери. Помочиться спокойно и то не давали – заставляли к белой журчащей посудине бегать… То все не мое, не родное. Потому мне не объясняй – понимаю: не маленький, поди, сколько зим уж проводил! Звезд столько на небе нет…
И неспешно вызволив из упряжи собак, Тайягук принялся сооружать из шкур нечто наподобие небольшого чума – агент имел предписание дождаться Исполнителей и препроводить их обратно.
Не успели они сесть и спокойно перекусить, как откуда-то сверху спикировал Гавриил и поманил их обоих за собой:
– Идемте, вас уже заждались…
На небольшом, облепленном торосами скальном возвышении имелся люк, задрапированный снежным камуфляжем. Сразу под люком куда-то в глубь земных недр уходил пологий коридор с лестницей, вырубленной в камне, судя по идеальности исполнения, не иначе как люциферрумовыми слэйерами. Освещения в коридоре не наблюдалось, поэтому Мефодий перевел зрение в режим ночного видения и разглядел, что нижний конец лестницы теряется где-то во мраке.
– Бегом! – приказал Гавриил и, воспарив над ступенями, полетел впереди, указывая дорогу, хотя свернуть в коридоре было абсолютно некуда.
Мефодий и Роберто проделали галопом уже порядка пятнадцати километров, а конца- краю у лестницы все не было. Ступени шли вниз, коридор не расширялся и не сужался, однако с каждым километром вокруг становилось все жарче и жарче, пока сенсоры организма не определили температуру внешней среды около плюс двадцати пяти по Цельсию.
Лестница кончилась так же резко, как и началась, уперевшись в крохотную площадку перед похожей на люк подводной лодки дверью. Тут же, без каких-либо манипуляций со стороны Гавриила, дверь отворилась, и их встретили двое пожилых Исполнителей – бойцов комендантского подразделения – с обнаженными слэйерами в руках. Почтительно расступившись перед Гавриилом, они даже не взглянули на Мефодия и Роберто, загерметизировали дверь и вновь приняли привычные каменно-бесстрастные позы.
Давящая теснота ведущего к штаб-квартире коридора сменилась просторными, как ангары, залами. Здесь имелось тусклое освещение, однако Мефодий так и не понял его природу – свет струился откуда-то из узких стенных углублений. Впрочем, заостряться на этом вопросе было некогда – Гавриил торопил их все дальше и дальше, ведя из зала в зал, где-то заставляя спускаться, а где-то подниматься по лестницам и пробегать под соединяющими залы сводчатыми аркадами.
Обстановка вызывала ассоциации с огромной бойлерной – хитросплетения разнокалиберных труб, причем некоторые из них были настолько широкими, что могли пропустить даже автобус. То тут, то там встречались вместительные резервуары и бассейны размером с футбольное поле, наполненные непонятной разноцветной субстанцией. Стены были испещрены недоступными исполнительскому мозгу диаграммами, шифрованными памятками и прочей наскальной живописью явно не художественного толка. И все это на фоне гулкого, не затихающего ни на секунду шума, а также высокой температуры – признаков близости к раскаленным внутренностям планеты. Климат штаб-квартиры напомнил Мефодию те времена, когда в школьные годы он отрабатывал летнюю практику в ботанической теплице, правда, здесь было посуше и пожарче.
Мефодий сразу догадался, кто является создателем этого огромного подземного мира. Ведь именно здесь находились мастерские Хозяина, откуда вышла земная биосфера, включая ее кислородную оболочку и все человеческие варианты. Конечно, глупо было считать, что Хозяин занимался своим творчеством там же, где и проживал, – сады Эдема могли содействовать разве что блаженному отдохновению. Здешний же минимализм убранства заставлял по-настоящему концентрироваться на работе и не отвлекаться на лишнее.
Теперь в осиротевших «мастерских жизни» властвовало запустение, однако некоторые из них все же продолжали функционировать, в основном те, что имели отношение к производству люциферрума – одной из немногих подаренных Хозяином своим «детям» технологий. И хранитель сей технологии был не из тех, с кем кто-либо из землекопов согласился встретиться по доброй воле…
– Помнишь, где казармы? – спросил Гавриил у Роберто и, получив утвердительный ответ, распорядился: – Попроси у старшины комендантов поставить тебя и малыша на довольствие. Когда потребуешься, пришлю за тобой посыльного.
Кивнув им на прощанье, Роберто скрылся в одном из боковых ответвлений. Проводив новобранца сквозь череду залов, Гавриил наконец подвел его к обжитой зоне. Об этом свидетельствовали стерильная чистота помещений, разбросанные кое-где бытовые мелочи и инструменты, а также усиленное в два раза освещение.
Зал Совета оказался как раз таким, каким и представлял его себе Мефодий: классический стиль, заложенный еще королем Артуром и рыцарями Круглого стола. В зале собрались знакомые Мефодию по мальдивской встрече личности, плюс добавилось еще несколько, очевидно, не сумевших принять участия в переговорах по каким-либо причинам. Едва переступив порог Зала Совета, Мефодий попытался определить, кто из незнакомых ему смотрителей Сатана, но сразу распознать его не сумел.
– Это я! – громко произнес сидевший спиной к Мефодию смотритель и обернулся. – Что, не так страшен черт, как его малюют? А вот придерживаться подобного мнения не рекомендую, не то и впрямь расслабишься и страх ко мне потеряешь, а я этого не терплю!
Мефодий был разочарован. В своих работах в стиле фэнтези он всегда изображал Сатану либо какого-нибудь архидемона колоссального роста амбалом с бугристой мускулатурой, загнутыми, как у архара, рогами, а также непременным тигриным оскалом. Для пущего страха рисованому Дьяволу добавлялся голый крысиный хвост, остроконечные уши и огненные струи из пасти.
Вот и сейчас Мефодий ожидал узреть Сатану как минимум злобным верзилой, но никак не тучным приземистым увальнем с маленькими глазками, толстой шеей, непропорционально короткими руками, ногами колесом и выдающимся животом. Этакий широкогабаритный
