пощадил вообще никого. Были сровнены с землей высочайшие горы на планете, и теперь там гигантская каменная пустыня, которая тянется вплоть до океана… Ты сказал «Япония»? Забыла, как отец называл свою историческую родину, но точно не Япония. Я не особо верила ему – папаша любил приврать, особенно когда напивался. Он даже клялся, что во времена Древних таких людей, как он и мы с тобой, была едва ли не четверть от всего населения Земли! Представляешь, какие еще небылицы обожал рассказывать мой папаша?
– Да уж… – пробормотал Сото. – Но я своими глазами видел фотографии и читал книги древних предков, так что, наверное, твой отец все-таки заблуждался.
– Какая теперь разница, верно? Таких людей, как мы, сегодня практически не осталось. Не знаю, как в России или Скандинавии, но в Святой Европе – точно. После расставания с отцом я много где побывала, но за все эти годы встретила лишь одного человека, похожего на него – тебя. Может быть, ты встречал кого-то еще?
– Нет. Ты – единственная из нашей породы, кого я увидел за всю свою жизнь. А родителей своих я, к сожалению, не помню совсем.
– Вот видишь… – Лисица печально вздохнула и прильнула к Сото, чему он нисколько не возражал. – Наши предки вымерли подобно тем диковинным животным, что сегодня остались лишь на картинках. Но давай не будем больше об этом – мы-то с тобой еще живы… Садись, прокачу тебя с ветерком.
Поначалу Лисица побаивалась четырехцилиндрового Торо, но довольно скоро освоилась за рулем громадины и вошла во вкус. Сидевший позади лихой байкерши хозяин мотоцикла вцепился в поручень и молчал, стиснув зубы и изо всех сил стараясь не выпасть из седла на очередном повороте или ухабе. Попросить девушку ехать помедленнее Сото мешала гордость, которая обещала после такой малодушной просьбы безнадежно пострадать.
Они летели сквозь ночь по пологим подъемам и спускам. Колючая скошенная трава хрустела под колесами, а в дрожащем свете фары мелькали ночные бабочки и вспугнутые луговые птицы. Теплый ветер нес в себе запахи трав и речного ила, наполняя Мара невероятной легкостью. Чудилось, что стоит только расправить руки – и ты воспаришь над ночным лугом, глядя сверху, как отважная Лисица с гиканьем мчится вперед, разогнав байк так, как Сото не рисковал разгонять его еще ни разу.
Прямо по курсу из мрака нарисовалась желто-бурая копна соломы, однако девушка и не помышляла о том, чтобы отвернуть или затормозить. Обеспокоенный Сото привстал с сиденья, тронул наездницу за плечо и указал ей на препятствие. Лисица ответила на это заливистым смехом и еще больше выжала рукоятку газа.
«Взбрендила! Рехнулась! Чокнутая сучка! Да что же ты, зараза, делаешь!..» – пронеслось в голове Сото, и он снова попытался предупредить сумасшедшую байкершу об опасности. Лисица опять не отреагировала.
– Да стой же ты! – не выдержал наконец Сото. И пусть на пути у них была не каменная скала, а мягкая копна, врезаться в нее и падать с байка все равно не хотелось. – С ума сошла?!
Смех девушки стал еще громче, но тем не менее она подчинилась и ударила по тормозам. Байк пошел юзом, того и гляди норовя опрокинуться. Стараясь удержаться в седле, Мара замахал руками, будто отгонял рой ос. При этом он боялся ненароком задеть сосредоточенную на выполнении маневра Лисицу. Теперь Сото бранился уже вслух.
Так и не успев полностью сбросить скорость, байк ткнулся передним колесом в рыхлую солому и остановился. Сото все-таки не удержался в седле и полетел на траву, ухватив девушку за талию и увлекая ее за собой – тяжелый Торо начинал заваливаться на бок, угрожая придавить обоих ездоков. В полете кавалер постарался обезопасить даму и извернулся так, чтобы при падении она очутилась сверху…
Лисица заливалась смехом, не переставая, – она находила все произошедшее крайне забавным. Сото было не смешно. Почти с головой провалившись в солому, он продолжал бранить безумную наездницу, поскольку, случись с ней несчастье, он бы до конца жизни не простил себе этого. Но, судя по веселому настроению Лисицы, она не ушиблась, и с ней все было в порядке. Мара отпустил барахтающуюся девушку и хотел было встать, но она вдруг цепко ухватила его за отвороты куртки и уронила обратно в солому, а затем, прекратив смех, обвила кавалера руками за шею и припала губами к его губам. Праведный гнев, переполнявший Сото, в мгновение ока вытеснило гораздо более мощное чувство, совладать с которым утратившему хладнокровие карателю было уже не по силам. Впрочем, бороться со своими чувствами он сегодня и не пытался…
Рассвет в это утро Сото банальным образом проспал. И неудивительно – после такой-то запоминающейся ночи! Полуночные гонки на байке были не единственной страстью Лисицы, которой она отдавалась без остатка. За эту ночь Мара побывал и в огне, и в воде, падал в бездонные пропасти и взмывал под облака. Сознание его то замирало, то неслось вперед со скоростью ураганного ветра. Сото не верил в колдовство, однако чем, если не колдовством, можно было объяснить умопомрачительные вещи, которые проделывала с партнером маленькая, но поразительно гибкая брюнетка. В минуты блаженства Сото отрешился от всего, и казалось ему, что всю свою жизнь он жил лишь ради этого момента…
Однако чем больше вкушал Сото так не вовремя обретенную любовь, тем сильнее укреплялся в мысли, что такое захватывающее приключение уже никогда с ним не повторится. К счастью для себя, Мара давно привык не жалеть об ушедшем…
Что еще можно было добавить к словам мудрого предка Такуана Сохо?..
Прошли несколько дней… Вернее будет сказать – промчались, поскольку время, проведенное с Лисицей, обретало нехорошее качество ускорять свой ход. Сото часто вспоминал, как он караулил автоколонну Главного магистра епархии, сидя в будке привратника у служебных ворот Мадрида. Минуты томительного ожидания казались тогда даже не часами, а сутками. Пульс набатом стучал в виски, а стрелки хронометра двигались так медленно, что Мара несколько раз подносил прибор к уху, проверяя, не сломался ли он. Сегодня все обстояло с точностью до наоборот – часы проносились столь быстро, что глядеть на циферблат отсутствовала всякая охота. Сото даже намеренно прекратил заводить хронометр. К сожалению, остановившиеся стрелки никоим образом не удерживали неумолимое течение времени. Дни незаметно пробегали в мелких заботах, а ночи и вовсе напоминали мелькающие тени, какие отбрасывают стремительно пролетающие над головой
