не имела никакой силы. Последнее, однако, не должно было нас расслаблять. Нам предстояло двигаться в кильватере норманнских дружин и опасаться недобитых остатков армии Крестоносцев – некогда грозных вояк, что были озлоблены поражением и теперь мечтали только об отмщении. Отступник Хенриксон со товарищи послужили бы для любого из Защитников отменным утешительным призом…
Я все гадал, чье же терпение лопнет первым: мое или Михаила. И то, и другое когда-то обладали завидной крепостью, но с годами поизносились, как тормозные колодки, жаль только, что замене не подлежали… Сегодня испытанием для нашей выдержки служила патологическая скрытность Конрада Фридриховича, упорно не желавшего посвящать нас в свои планы касательно княжича Ярослава. От дружеских просьб раскрыть нам карты коротышка отшучивался, а от попыток вызвать его на серьезный разговор становился нелюдимым и замыкался в себе.
Я бы, конечно, не придавал этому значения, если бы был зачислен в группу на правах Фокси, – не хочет фон Циммер выдавать свои секреты, да и черт с ним; какое, в конце концов, мое собачье дело, чем он там планирует заниматься в лагере Грингсона? Но раз уж Конрад сам настоял на моем участии, значит, он просто обязан был быть со мной полностью откровенным. К тому же волнующая нас тема не являлась государственной тайной, да и фон Циммер отлично знал, что мы с Михаилом не болтуны. Чего же в таком случае Конрад опасался?
Я терпеливо выжидал, когда коротышка прекратит испытывать наше терпение и устроит если не лекцию, то хотя бы брифинг о том, как он намерен поступить с блудным сыном нашего князя. И если поначалу во всей этой таинственности была даже какая-то интрига, то чем дальше, тем сильнее я склонялся ко мнению, что интриган Конрад сознательно морочит нам мозги непонятно с какими целями.
Однажды, когда я пребывал в скверном настроении, мне в голову запала совсем уж жуткая ересь: а что, если фон Циммеру надоело жить в России и он захотел вернуться на родину и взяться за старое, а в качестве откупного преподнести Ордену Инквизиции нас с Михаилом? И что самое любопытное – мы прибудем в лапы Охотников, поджидающих нас где-то в засаде по дороге, добровольно, как почетный эскорт раскаявшегося магистра.
Не исключено, что мелкий прыщ давно вынашивал эту гадкую идею, только не знал, как реализовать ее на практике. Но приключившаяся с князем Сергеем беда сыграла на руку бессердечному Конраду, и он решил-таки дерзнуть: обмозговал более или менее логичную стратегию, убедил всех в ее беспроигрышности и взялся за осуществление задуманного. Вот только успех военной кампании конунга Торвальда спутал фон Циммеру все планы, и Охотники, что уже давно обязаны были нас схомутать, куда-то запропастились. Поэтому Конрад продолжал играть роль благородного дипломата, поскольку ему просто некуда было деваться.
Сегодня все надежды коротышки были связаны с Ватиканом, у стен которого даже в такое смутное время мог отыскаться покупатель на наши ценные головы. Тот же Вороний Коготь, к примеру. Почему бы Грингсону не взять нас в плен и не попробовать предложить Пророку пленников в обмен на
От этой догадки мне стало не по себе. Усугубленные хронической паранойей, мои подозрения к Конраду крепли день ото дня. А фон Циммер лишь подпитывал их своей скрытностью. Проклятие, а ведь он был к тому же еще и вооружен!..
Я поймал себя на мысли, что с некоторых пор стараюсь не выпускать коротышку из поля зрения. На чем я собирался его подловить, неизвестно – кроме скрытности, иных странностей за ним не наблюдалось. Разве только сонное бормотание фон Циммера могло выдать нам его истинную сущность. Но разобрать, что он бухтит во сне вперемешку с храпом, было очень трудно. Мне даже не удавалось определить, на каком языке Конрад в это время разговаривает сам с собой. По-моему, такого тарабарского языка просто не существовало в природе.
Помочь мне докопаться до истины мог только хороший специалист по провокациям. На мою удачу, такой среди нас присутствовал. Михал Михалыча вообще не надо было упрашивать подстроить в отношении фон Циммера подлянку, поскольку мой друг давно точил на него зуб. Стоит лишь намекнуть Михаилу о моих подозрениях, и уже через пять минут у него будет разработан сценарий, как вывести злоумышленника на чистую воду. Правда, не следовало забывать, что Конрад Фридрихович тоже был не лыком шит и прошел отличную инквизиционную школу, поэтому наверняка давно подготовился к любым провокациям.
Впрочем, Михаил так и не узнал о моих намерениях. И это было к лучшему, поскольку, как выяснилось, я напрасно подозревал фон Циммера в предательстве. Заверения в дружбе, данные мне магистром Конрадом семь лет назад, до сих пор оставались в силе. Другой вопрос, как сам коротышка относился к этим заверениям. А понятия о дружбе у него были, мягко говоря, весьма своеобразные…
Несмотря на то что Михаил служил в контрразведке и, по идее, обладал более сильной выдержкой, чем я, он первым утратил терпение из-за недомолвок Конрада Фридриховича. Случилось это на одном альпийском перевале, раскисшем из-за внезапной оттепели. Грингсону повезло, что он успел проскочить горы по морозцу, иначе «башмачники» потеряли бы гораздо больше техники, чем то количество брошенных и раскуроченных автомобилей, на которые мы вдоволь насмотрелись за двое суток пути. Не проходило и часа, чтобы наш внедорожник не начинал шлифовать колесами скользкую грязь на каком-нибудь подъеме. Это было весьма рискованно, поскольку такое ерзанье на горных склонах неминуемо стягивало буксующий автомобиль с дороги, что зачастую могло закончиться падением в пропасть. Поэтому, когда Фокси вновь попадал в подобную неприятность, мы поспешно выпрыгивали из салона и усердно начинали выталкивать строптивый джип из грязи.
Михаил и Конрад сцепились по поводу того, что во время очередного такого суетливого выталкивания первый «толкач» отдавил второму ногу. Фон Циммер, и без того вымотанный и издергавшийся, разразился потоком ругательств, которые коротышка, в отличие от множества других слов русского языка, усвоил накрепко. Михалыч, понятное дело, в долгу не остался. Вместо извинений он ответил Конраду Фридриховичу такими же словами, коих русский по происхождению контрразведчик знал на порядок больше, так как вызубрил их чуть ли не с пеленок.
Но нашла коса на камень! Оскорбленный взвился и ринулся на оскорбителя в яростную словесную атаку. Недостаток бранного лексикона коротышка с лихвой компенсировал эмоциональностью речи, топаньем и выразительной мимикой. У меня от удивления отвисла челюсть: я впервые видел Конрада Фридриховича в таком возбужденном состоянии. Михаила
