«Жаль… – успел подумать я, инстинктивно зажмурившись, словно ребенок перед уколом врача. – Так глупо сдохнуть… Жаль…»
Однако странно, что я не чувствовал ни ударов, ни боли. Неужто матерый волк Фроди промахнулся? Разве такое возможно?..
А выстрелы между тем продолжали греметь. Правда, были они какие-то странные и даже близко не напоминали автоматные: редкие, глухие и неритмичные. Именно так – сбивчиво и неуверенно – стрелял я из пистолетов на своих первых тренировках у Анджея, решившего обучить сопливого кадета технике стрельбы с двух рук…
Безмерно удивляясь, что еще жив, я развернулся на выстрелы, готовый или получить пулю в грудь, или продолжить бой. Из чего бы Фроди по мне сейчас ни стрелял, я промаха точно не допущу…
Валькирии, что уже должны были учуять кровь и спуститься с небес в этот тоннель, наверное, немало огорчились смертью такого замечательного кандидата в эйнхерии, как хольд Фроди Коряга. Нет, забрать-то его душу валькирии, разумеется, не побрезговали – датчанин погиб в бою, как и пристало истинному воину. Но вот от насмешек на пиру в Валгалле Коряге было уже не отвертеться, ибо пал он от руки того, кого вообще не воспринимал за противника. Нелепая смерть мифического героя Ахиллеса – и та по сравнению со смертью Коряги выглядела более предсказуемо и логично.
Я развернулся на звук выстрелов и собрался было нашпиговать хольда свинцом, но едва не подстрелил сгоряча Конрада Фридриховича, которому, разумеется, не желал смерти даже в мыслях. А рисковый коротышка мог бы шутя получить от меня пулю, поскольку нервы мои сейчас были совершенно ни к черту. Фон Циммера спасло лишь то, что его нельзя было перепутать с ширококостным Корягой даже в темноте.
Фроди тоже находился здесь, но опасности он уже не представлял. Датчанин распластался на камнях, а стоявший рядом коротышка, войдя в раж, поочередно всаживал в него пулю за пулей из своих «вальтеров». Конрад остервенел настолько, что окликать его в этот момент я и не пытался – все равно бы не докричался. Припадая на больную ногу и держа наготове пистолет, к Конраду уже спешил Михаил. Судя по всему, наш малорослый друг не пожелал сидеть в укрытии, под присмотром опекуна, и решил оказать мне посильную помощь. И надо заметить, сделал он это весьма своевременно.
Коряга верно предположил, что я не стану дожидаться, пока меня возьмут в клещи. Хольд точно рассчитал мой маневр, после чего занял выгодную позицию, которую я в пылу боя совершенно упустил из вида. Норманн не предвидел только одного – подлого удара в спину от безобидного толстячка-коротышки. Впрочем, откуда Коряге было знать, как коварны магистры-инквизиторы, пусть и бывшие. Коварство, как и мастерство, пропить невозможно…
Вновь Конрад Фридрихович спас меня от неминуемой смерти, но благодарить его было пока рановато. Неподалеку засел еще один датчанин, и его также следовало обезвредить. Об этом лишний раз напомнила автоматная очередь, раздавшаяся сразу после того, как фон Циммер израсходовал последний патрон.
Очередь прошла у нас над головами и, как мне показалось, была выпущена издалека и неприцельно. Но не верилось, что боец «Датской Сотни» запаниковал и ударился в бегство. Вероятно, мерзавец хотел изловить меня на тот же прием, на который я не так давно поймал у себя в доме «Ночного Ангела». Только зря датчанин старался. После всего произошедшего усыпить мою бдительность было тяжело и гнаться за норманном очертя голову я не собирался.
Я проявил бы просто черную неблагодарность, отвергнув сейчас помощь Конрада Фридриховича. Велев коротышке перезарядить оружие, я отправил его с Михаилом вдоль одной стены тоннеля, а сам двинулся возле другой, прихватив с собой фонарь, который, правда, пришлось до поры до времени погасить.
Мы взялись прочесывать тоннель тем же способом, каким раньше, будучи Охотниками, проверяли подвалы вражеских крепостей, зная, что обязательно нарвемся на засаду: держались вплотную к стенам, прятались за каждым выступом и продвигались вперед только по очереди – один крался, другой прикрывал. Дабы не обнаружить себя, мы подавали друг другу сигнал предельно короткой командой.
Когда до нас перестал долетать свет оставленных на месте боя фонарей, я приказал Михаилу и Конраду остановиться. После чего разбил о землю свой фонарь, отступил на несколько шагов и бросил в то место зажженную зажигалку. Яркая вспышка осветила эту часть тоннеля, а также вагоны – наиболее удачное укрытие для засады. Я вскинул пистолет, пытаясь обнаружить датчанина возле ржавого поезда, но тщетно. Проведенный на собственные страх и риск осмотр вагонов тоже не выявил никакой угрозы. Датчанина и след простыл.
Значит, догадка, в которую я поначалу не поверил, оказалась правдивой: враг действительно отказался продолжать бой в одиночку и сбежал от нас назад, через колодец. Хотя убегал датчанин вовсе не из-за страха. Если бы норманн решил разделить судьбу павших товарищей, кто бы тогда доложил конунгу о провале операции? А также указал вход в тоннель следующей диверсионной группе, которая непременно должна прибыть сюда в самое ближайшее время? Так что поступок датчанина был вызван не малодушием, а служебным долгом.
Донельзя взбудораженные тем, что чуть было не полегли от рук недавних союзников, мы вернулись на место отгремевшего боя и сели перевести дух. Конрада Фридриховича вырвало, но не от вида шести трупов и не от содеянного им убийства, а от ураганной перемены обстановки. И впрямь, испортишь себе пищеварение, когда твой спокойный завтрак прерывает кровавая бойня, которая через пару минут утихает, как ни в чем не бывало. Вот только пить чай после такого десерта уже что-то не хочется…
– Бог ты мой, да мы ведь только что объявили войну Торвальду Грингсону! – дошло наконец до Михаила. После этого заявления Конрада скрутил очередной спазм рвоты. – А я уж было начал доверять этим парням! Кто бы мог подумать, что Датское королевство прогнило до такой степени! Экое незавидное складывается положеньице: враги в городе, враги за городом… И неизвестно, кого теперь следует больше бояться.
– Тех, которые ближе, – ответил я и, поглядев на бледного, страдающего коротышку, благодарно ему кивнул: – Спасибо, ваша честь, что прикрыли мне спину. Теперь я ваш
