— Беби, это поцелуй смерти. Как только ты упоминаешь психиатру об отце, он уже не дает тебе вырваться.
Она вспыхнула:
— Не шути, Кэрол.
— Спроси Джурди.
Джурди побелела и сказала:
— Я не знаю.
— И я внезапно поняла, что у всех нас трех, так или иначе, было не просто с отцами. Но не это важно. Каждая имеет отца, каждая находится в определенной степени под его влиянием, и я никогда не пойму, почему отец может быть причиной такого волнения. Ведь во всем мире иметь или не иметь комплекс отца — самая естественная вещь. Я сказала:
— Где Альма? Она там, внизу, у доктора Дьюера?
Донна снова занервничала.
Я сказала:
— Стюарт, что с тобой происходит сегодня вечером? Ты ведешь себя как помешанная.
Она была шокирована.
— Кэрол, клянусь тебе, хотела позвать тебя, чтобы ты помогла мне добраться до номера. Я почти умерла.
— Почему? Что случилось?
— Ну, когда я возвратилась с осмотра Дьюера, Альма спросила меня, что там за процедура, как вчера я тебя спрашивала. И, душечка, я ее тоже обманула. Я рассказала ей, что она должна поменять свою одежду на эту ужасную белую ночную рубашку санитарки, осмотреть кабинет и лечь на кушетку…
Я сказала:
— Ты этого не говорила! Ты не говорила этого Альме!
Слезы текли по лицу Донны.
— Душечка, я сказала ей это. Но ты никогда не догадаешься о том, что затем последовало.
Я сказала слабым голосом:
— Что?
— Кэрол, она сделала все в точности. И затем она вошла в роль Марии Каллас и заявила: никогда, никогда она не позволит коснуться ее кожи ночной больничной рубашке. Она отправилась в ванную комнату, заперла дверь и оставалась там в течение часа. Когда она вышла, ее глаза были подведены, и она источала запах божественных духов, и… — голос Донны перешел в крик.
Я встряхнула ее.
— Рассказывай мне. Рассказывай.
— Ты никогда не поверишь в это, Кэрол. На ней была сексуальная черная шелковая ночная рубашка, какой я никогда не видела за всю свою жизнь. Честно этого было достаточно, чтобы глаза полезли на лоб. Выпяченная грудь и обтянутый плотно живот…
Я сказала:
— Ты думаешь, она отправилась к доктору Дьюеру в таком виде?
— Именно в таком, с расшитым жакетом на плечах так что ее не арестуют по дороге.
Я произнесла:
— О, мой Бог, — и опустилась на кровать.
— Я спросила её, — продолжала Донна, — что она собирается делать, а она задрала свой нос кверху и сказала, что если ей предстоит отвечать на вопросы в ночной рубашке, то она хотела бы это делать в респектабельной ночной рубашке. Кэрол, это было чересчур непристойно.
Я закрыла обеими руками лицо, чтобы скрыться от всех глаз.
Аннетт выползла из соседней комнаты и спросила слегка печальным голосом:
— Что за веселье?
— Эй, — сказала Донна. — Взгляни-ка на эту маленькую старую королеву пчел.
Я посмотрела на Аннетт. Она выглядела плачевно. Ее лицо было бледным, глаза опухли. Она сказала:
— Я старалась заснуть, вот и все.
— Ты плакала, — сказала Донна.
— Да.
Я спросила:
— В чем дело, милочка?
— Я скучаю по дому, Кэрол. Это глупо, не так ли?
Бедная девочка. Она была действительно унылой. Мы все, как могли, стали утешать ее, но без особого успеха и затем вернулась Альма, как летняя гроза.
Расшитый жакет был великолепен, но вовсе не затмевал того, что у Альмы находилось под ним. Он был всего лишь одним из тех изысканных пустячков, которые девушка набрасывает на себя, когда в комнату входит незнакомец, всего лишь прелюдия к пронзительному крику. Под этим дешевым предметом была черная ночная рубашка, она была поразительна — какая-то изысканнейшая черная прозрачная нереальность, отороченная черными кружевами. Только в журналах вы видите девушек, одетых в такие ночные рубашки, но я никогда не представляла, что кто-либо носит такого рода вещи в реальной жизни.
Возмущенная, она кинулась к Донне:
— Ты меня обманула.
Донна сильно вздрогнула:
— Я?
— Ты сказала мне, что там кожаная кушетка. Я должна растянуться на ней. Там нет никакой кожаной кушетки. Только кресло.
— Это забавно, -сказала Донна. — Я могла бы поклясться, что там была кожаная кушетка. А как понравилась доктору Дьюеру твоя ночная рубашка, Альма?
— Он настоящий джентльмен.
— Да ну?
— Конечно. Очень деликатный человек.
— Не заставляй нас трепетать! — закричала Донна. — Что он сказал?
— Ха-ха. Ты хочешь знать?
— Конечно. Что произошло, когда ты вошла одетая таким образом?
Альма пожала плечами.
— Я вошла, вот и все. Я сняла свою жакеточку и положила ее. Я сказала доктору Дьюеру: «Пожалуйста, доктор Дьюер, вы хотели, чтобы я надела больничную ночную рубашку, но эта дешевая хлопчатобумажная дрянь царапает мне кожу, может, вам понравится, что я надела свою собственную старую ночную рубашку». А он говорит: «Превосходно, о'кей, садитесь и закурите». Затем, когда я села, он сказал: «Может быть, вам лучше надеть вашу жакетку, а то вы простудитесь». Но я засмеялась: ха-ха-ха и сказала: «Доктор, вы очаровательный человек. Здесь Флорида, помните об этом (я говорю ему), здесь теплый климат». А он говорит: «Это верно, извините меня».
Я беспомощно спросила:
— О чем он с тобой говорил?
— Кэрол, ты умная девушка. Ты знаешь — это секрет, наш общий, его и мой. Но любопытная вещь произошла в середине исследования…
— Исследования! — вскричала я.
— Разговора. Психология. Он проверял мой ум.
— Ох.
— Прямо в середине разговора кто входит? Мистер Гаррисон! Он смотрит, поворачивается весь красный как рак и выходит. Хо-хо-хо. Вот так. Что за шутка?
Я сказала:
— Хо-хо-хо — это превосходно. Мой Бог, это определенно скажется на карьере доктора Дьюера.
