кусающего себя за хвост.
Кейн все никак не мог отвести глаз от своего устрашающего трофея, когда в комнату ворвался толстяк, облаченный в ночную рубаху и ночной колпак, — хозяин таверны. В одной руке мужчина держал зажженную свечу, в другой — древний пистолет с раструбом.
— Матерь Божья! — ахнул он, увидев труп на кровати.
И только потом кабатчик обратил внимание, что именно держал Кейн на кончике рапиры, враз став белее полотна. Он словно загипнотизированный приблизился к пуританину, и глаза у него выкатились из орбит — прямо как у покойного Джона Редли. Хозяин подался назад и бессильно рухнул на стул, оружие вывалилось из его безвольно разжатой руки. Он был до того бледен, что Кейну показалось, что толстяк сейчас рухнет без чувств.
— Во имя Господа нашего, сударь! — прошептал хозяин таверны, хватая ртом воздух. — Нельзя допустить, чтобы эта… это… опять как-нибудь ожило… Там внизу, сэр, в камине горит огонь…
Кейн явился в Торкертаун до полудня. Прямо на городской окраине ему повезло наткнуться на словоохотливого юного бездельника. Тот его сам окликнул:
— Удачного вам дня, сэр! Без сомнения, вы, равно как и прочие добрые люди, рады будете узнать, что Роджер Симеон, чернокнижник, встретил рассвет на виселице. Только- только солнышко показалось, так его и вздернули.
Кейн мрачно поинтересовался:
— По крайней мере, он хоть принял смерть мужественно?
— Вне всякого сомнения, сэр! Нисколечко не дрогнул! Только, знаете ли, все равно дело странное вышло. Представляете, Роджер Симеон отправился на виселицу только с одной рукой!
— Как это понимать?
— Сейчас я вам все объясню, сэр. Прошлой ночью сидел колдун в своей клетке — ну прям, говорят, огроменный черный паучище! Так вот, сидел он себе там, сидел, да возьми и подзови стражников, — а караулили его парни из наших, городских, — и попросил исполнить последнее желание. И захотел он ни более ни менее, чтобы ребята оттяпали ему правую руку! Каково?! Ну бедняги, ясное дело, ни в какую, да потом забоялись, как бы Черный Роджер их не проклял. Вот один взял меч да и отрубил чернокнижнику правое запястье. Так что дальше делает колдун? Симеон хватает левой рукой отрубленную кисть и швырк ее в зарешеченное окошко! Ну а потом забился себе в угол и давай бормотать свои богомерзкие заклинания!
У стражников, сударь мой, от таких дел, вестимо, чуть кондрашка не приключилась. Только сам чернокнижник их успокоил. Так им и сказал: не бойтесь, орлы, не держу на вас зла. У меня, мол, говорит, дельце осталось только с дружком моим закадычным Джоном Редли, который предал меня.
После этого он, добрый сэр, перетянул обрубок руки платком, чтобы кровью не истечь, и остаток ночи просидел точно в трансе — лишь бормотал себе под нос что-то время от времени. Знаете, как это бывает, когда человек забудется и сам с собой разговаривает. Так и сидел в углу до утра. Ребята сказывают, будто подгонял кого, то «Вправо, вправо!» шепчет, то «Бери левее!», а то и «Вперед, теперь вперед давай».
Можете мне не верить, сударь, только именно так все и произошло. Жутко слушать его было, говорят. Да и смотреть тоже. Я, например, как представлю, как он там сидит скорчившись и прижимая окровавленный обрубок к груди, так и вздрогну. А когда стало светать, за ним солдаты пришли и повели вешать.
Что дальше было, так я сам видел. Когда, значит, ему петлю уже на шею наладили, он вдруг весь страшно напрягся, захрипел с натуги, а мускулы на правой руке, на той, где кисти не хватало, прямо вздулись, точно он шею кому-то ломал!
Солдаты, понятное дело, на него навалились, но он и сам уже успокоился. И начал хохотать, да так громко и страшно! Так и смеялся, пока у него из-под ног подставку не выбили. Знаете, сэр, только тут он замолчал и повис, черный и неподвижный, лишь предрассветное солнышко косилось на него своим красным глазом.
Соломон Кейн не разу не перебил парня, захваченного своей историей. В этот момент он вспоминал нечеловеческий ужас, исказивший черты Джона Редли в миг пробуждения, когда он понял, что проклятие некроманта настигло его. И совершенно явственно Соломон Кейн увидел перед мысленным взором следующую картину: отрубленная волосатая кисть, цепляясь пальцами за корни деревьев, пробирается на ощупь по ночному лесу, точно слепой черный паук, потом карабкается по стене, возится с оконными ставнями, влезает на подоконник… В этом месте кончалось нарисованное воображением и начинались доподлинные воспоминания.
Однако возвращаться к тем ужасающе омерзительным событиям, которые развернулись дальше, у пуританина не было ни малейшей охоты.
Соломон подивился тому черному пламени ненависти, что пожирало сердце обреченного некроманта, равно как и тому сатанинскому могуществу, которым обладал Роджер Симеон, если уж сумел отправить в дорогу собственную отсеченную руку и заставил ее воплотить свой поистине дьявольский план! Поневоле он отдал дань уважения той неукротимой воле, пускай и подкрепленной непотребным колдовством, что двигала колдуном.
И все-таки, желая окончательно удостовериться, Кейн поинтересовался:
— А что, его отсеченную руку так и не разыскали?
— Нет, добрый сэр. Стражники обнаружили то место, куда она упала из тюремного окошка, но окаянного обрубка не нашли. Там был только кровавый след, который уводил в лес. Должно быть, волки, сэр. Унюхали свежую кровь, да и хвать в зубы!
— Должно быть, волки, — согласился Соломон Кейн. — Кто же еще? И руки у этого Роджера Симеона, верно, были большие и волосатые? А скажи, не носил ли он на указательном пальце правой руки этакое колечко замысловатое?
— Истинно так, сэр! Именно на правой руке. Серебряное такое колечко в виде гада свернувшегося…
Под пологом кровавых теней
1
Лунный свет наполнял переливчатым мерцанием стоявшую между окутанными тенями деревьями туманную дымку, заставляя ее светиться обманчивым серебряным светом. Слабый ветерок что-то шептал, пробегая по долине. Он словно бы увлекал за собой некую тень, которая, впрочем, не принадлежала к сонму лунных. Кроме того, ветерок явственно отдавал дымом.
Высокий жилистый мужчина шел широким размеренным шагом. Несмотря на то что он вовсе не спешил, такой темп выдержать бы мог далеко не каждый. Человек этот отправился в путь ранним утром и с тех пор шагал безостановочно, оставив за спиной не один десяток лиг. Неожиданно он остановился.
Зоркие глаза неведомого путника, чутко реагирующие на любое изменение обстановки,
