равно вернётся овец резать. Ну, я, собственно, вижу только один вариант.
Томми посмотрел на меня, ожидая увидеть согласие. Признаюсь, долю мгновения и мне этот вариант казался самым верным и логичным, но это наваждение быстро исчезло.
– Нет. Это абсолютно неприемлемо.
– Почему? – в голосе молодого атамана сквозила неуверенность. По его кривому прищуру, по прикушенной губе было видно, что ему самому не нравился подобный сценарий развития событий, но он ещё не успел для себя объяснить это с рациональной точки зрения.
– Ты хочешь приказать своим людям расстреливать безоружных пленников?
– Не хочу совершенно. Только других вариантов пока не вижу.
– Ты бы хотел, чтобы твои ребята знали, каково это – стрелять в лоб человеку с поднятыми руками? Считали это чем-то нормальным и допустимым?
– Да нет же! Десять раз нет, Феликс! Но что ты можешь предложить вместо этого?
Я оглянулся на Вуйко, ища его поддержки. Похоже, он находился в таком же глубоком смятении, постоянно переводя взгляд с меня на Томми и обратно. И действительно, что можно ещё сделать… Чем унять волчару? Например, вырвать ему клыки, тогда волей-неволей будет питаться только тем, что сам ему в блюдечко нальёшь.
– Например… например можно поотрубать им большие пальцы на руках.
– Этто ещё зачем? – скривился Томми. Вуйко только отвернулся и прошипел: «Писец».
– Да нормальная практика. В Европе одно время практиковали. Четырёхпалой рукой ты худо-бедно лопату или молоток удержишь. А вот с оружием уже намного сложнее будет. Таким образом, бандюк очень просто обезвреживается и превращается в крестьянина.
– Блин, я бы за такое нашёл способ поквитаться, зубами бы кадыки вырывал, ей-богу, – с омерзением выдавил из себя Томми.
– Почему, а мне кажется нормальный вариант, – поддержал меня Вуйко, – обрезать их всех и вывезти куда подальше на заброшенный хутор. Серьёзным они там едва ли разживутся, а топорами, удерживаемыми в обрубках, много не навоюешь. Вполне разумно.
Томми поднял палец, желая что-то сказать, но передумал. Затем развел руки в стороны, обессилено хлопнул себя по бедрам и ответил:
– Ну, может быть, вы и правы. Тогда попробуем так. Но! Пальцы рубить будете сами, я этим заниматься не буду!
– Лады, – ответили мы, переглянувшись.
– Тогда отрабатываем этот сценарий. Я пошёл, – Томми развернулся и уверенно зашагал в сторону двери.
Звук от навершия ножа, тяжело ударяющего в металлическую дверь, разнёсся по округе. Убедившись, что гул затих, достигнув самых отдаленных уголков ангара, Томми провозгласил зычным голосом:
– Эй, вы там! У нас есть ящик гранат, куча свободного времени и настроение веселиться. У вас – закрытые пути к отступлению, и мокрые штаны. В связи с этим, пока ещё по хорошему, предлагаю вам сда…
Прогремевший изнутри ружейный выстрел прервал ещё толком не успевшие начаться переговоры. Металл двери, аккурат на уровне лица, взбугрился неровным прыщом и Томми отпрыгнул в сторону, схватившись за глаза, в которые попали осколки краски. Отойдя на несколько шагов, он наклонился, кончиками пальцев пытаясь прочистить уголки глаз, затем вытянулся в полный рост, поморгал, снова наклонился, закрыв лицо ладонями, а затем отбежал, махнув рукой бойцам. Те, доставая гранаты, засуетились на парапете.
Интересно, что наш парламентёр не сказал про КамАЗ. Этот аргумент был гораздо более весомым, чем гранаты. Может, он подумал, что засевшие внутри сами поняли, заслышав рёв мотора? Нет, причина была отнюдь не в этом. Всё-таки, затея с пальцами пленников ему не нравилась с самого начала…
Ещё один взмах руки – и в окна полетели гранаты. Каждый из находившихся на позиции бойцов – а было их шестеро только с нашей стороны здания – метнул по две штуки, и вскоре пространство за выбитыми окнами отозвалось прерывистым гулом взрывов. Света на верхнем этаже добавилось.
– Разве что запугать, – услышал я в эфире голос Вуйко, – они уже давно нашли, где прятаться.
Томми, никак не отреагировав на это замечание, подбежал к двери во второй раз и, встав на этот раз сбоку, прокричал:
– Ну что, намёк вам ясен, господа бандиты? Предлагаю открыть двери и медленно выходить по одному, с пустыми руками! На счёт три начинаем разбирать баррикады! Раз! Два! Три!
Внутри послышались приближающиеся шаги, раздался неразборчивый окрик, другие шаги, затем непонятная возня с руганью и, наконец, грубый и безыскусный мат в нашу сторону, свидетельствовавший о том, что сдаваться в плен здесь никто не собирается. Я внимательно следил за выражением лица Томми и очень хорошо заметил эту его расслабленную улыбку с недобрым прищуром, которую я увижу ещё не раз, когда молодой атаман будет получать от ситуации моральное право поступить так, как ему хочется. Он действительно хотел посмотреть, как машина протаранит ворота ангара. И мы, в самой глубине своих мужских душ, тоже этого хотели.
Сложно было решить, кому доверить запуск тарана – каждый боец был нужен в составе штурмовой группы. Раненный Сережа всё рвался выполнить почетную миссию водителя, но на него нельзя было положиться из-за потери крови и общей слабости, оставили прикрывать штурм у парапета. На роль камикадзе Томми определил первого попавшегося своего бойца, задача была несложной, но ответственной: забраться в кабину, завести мотор, выжать сцепление, включить передачу, а затем придавить газ кирпичом и спрыгнуть с подножки. После этого ему полагалось по возможности присоединиться к группе.
Отряд Томми занял позицию слева от ворот, мой – справа. Отряд Вуйко был разделён надвое и причислен к нашим боевым группам. Решили так: сразу после тарана забрасываем внутрь гранаты, а затем входим одновременно. Феликс кроет левую сторону, а Томми – правую, что позволяет получить более широкий сектор обстрела.
Все выстроились в две сжатые колонны – как пружины, которые в нужный момент высвободятся и неудержимо рванут вперед. Свежие магазины примкнуты, пальцы подглаживают спусковые скобы, стоящие по двое в каждой группе гренадёры крепко держаться за кольца. Даём отмашку водителю – тот машет в ответ, запрыгивает на ступеньку, по пояс исчезает в недрах кабины и заводит мотор. Раздаётся характерное рычание раздолбанной коробки передач и КамАЗ рвёт с места так резко, что боец едва не падает на спину, но, выждав секунду, аккуратно спрыгивает и, кувыркнувшись, бежит к группе Томми.
Взревев, машина взлетает на спуск парапета с такой прытью, что передние колёса поднимаются в воздух. Кабина с силой ударяет в ворота, и какие-то доли секунды ещё можно наблюдать, как они деформируются, пытаясь удержать натиск, а затем вламываются внутрь. КамАЗ ещё продолжает своё движение по направлению к стене, а с нашей стороны внутрь ангара уже летят гранаты, четыре штуки одновременно. С жутким грохотом бетономешалка врезается в стену так, что весь ангар, включая массивный фундамент, содрогается, будто в предсмертной агонии. Частично выбив наружу одну из плит стены, машина глохнет, и тут раздаются хлопки наших гранат, подряд – один, два, три, четыре. Вперёд!
Пружины наших групп высвобождаются и устремляются вглубь помещения. Стреляем не думая, реагируем на любое движение в клубах пыли. На вспышки ответных выстрелов
