дома. Элизабет чувствовала это опустошение и затишье, даже находясь в собственной гостиной. Те немногие гости, что нашли в себе силы выбраться в этот день к Холландам на чай, выглядели не лучшим образом. Элизабет не читала газет, но если бы и прочла, то вряд ли стала отрицать, что выглядит несколько подавленно. Правда, совсем по другой причине, но это уже никого не касается. И это хорошо, подумала она, что у общества нашлось веское оправдание ее дурному настроению.
Однако ее подруге детства Агнесс Джонс даже в голову не могло прийти, что у кого-то нет ни малейшего желания обсуждать вчерашний парад.
– А воздушное представление было просто божественным, – восторженно восклицала она, сложив руки на клетчатой юбке. – Кто бы мог подумать, что в городе есть специалист по воздушным змеям! И они могут быть такими огромными и красивыми, а не просто детскими игрушками…
Элизабет слабо улыбнулась и отвела глаза в сторону. Она предпочла бы, чтобы тетя Эдит, сидевшая у камина и с притворным отвращением читавшая газету, присоединилась к их беседе и отвлекла внимание не в меру словоохотливой подруги. Агнесс, похоже, пребывала в восторге от собственного монолога, и остановить ее не было никакой возможности. Элизабет, впрочем, даже поддержала бы этот разговор, если б у нее были силы.
Орехового цвета волосы Агнесс были собраны сзади, лишь несколько прядей выбивались по бокам. Глаза ее восторженно горели, а щеки раскраснелись от волнения.
– И все эти ярко освещенные маленькие кораблики! Никогда не видела ничего подобного. А на балу… – Агнесс вдруг замолчала и опустила глаза, словно раздумывая, стоит ли ей высказывать свое мнение на столь щекотливую тему, – Я хотела спросить… Насчет… Ты очень сердита, что Генри не появился в пятницу вечером?
– О, – медленно произнесла Элизабет, возвращая взгляд от окна к Агнесс. Она часто ловила себя на том, что все утро смотрит в окно, надеясь на появление Вилла. – Нет, не очень. Спасибо, что спросила…
– Это хорошо! Лучше быть не очень сердитой, чем очень! – с воодушевлением изрекла Агнесс и радостно засмеялась.
Элизабет слабо кивнула и рассеянно улыбнулась. И как только Агнесс умудрилась вырасти настолько бестактной? Элизабет никогда не отвергала друзей, какими бы грубыми или беспечными они ни были, напоминая себе, что это не по-христиански. И к тому же, никогда не знаешь точно, кто настоящий друг, а кто нет. Вот, к примеру, Пенелопа… Несмотря на заносчивость и грубые манеры, которые иногда проскальзывают в ней, она доказала свою преданность. Согласилась быть подружкой невесты даже несмотря на то, что Элизабет выходит замуж за ее возлюбленного.
Агнесс отвлекла Элизабет от возвышенных мыслей, шумно отхлебнув чай.
– Тебе придется придумать что-нибудь из ряда вон выходящее, если планируешь свадьбу на этот сезон! Вы должны привлечь внимание к своей паре чем-нибудь особенным! Только на этой неделе я слышала о трех помолвках. Мартин Вествельт сделал предложение Дженни Тарлоу…
Элизабет рассеянно улыбалась и пыталась сохранить спокойствие, пока Агнесс, размахивая руками и громко восклицая, рассказывала последние брачные новости. Неудивительно, что Диана пряталась от нее в своей комнате, читая романы и разговаривая сама с собой. Всего пару ночей назад Элизабет слышала, как сестра вела пространную оживленную беседу, хотя рядом никого не было. Ей, и правда, стоит прекратить заниматься с учителем, или она совсем превратится в дикарку. Это хоть немного утешало Элизабет – по крайней мере, такое бездействие пойдет семье на пользу – она сама хотя бы не будет переживать, что ее младшая сестра закончит, как… Агнесс. Но все-таки сильнее всего Элизабет подкосила потеря Вилла. После его отъезда она совершенно не могла есть и чувствовала постоянное головокружение.
– И Дженни выглядит такой счастливой! Лиззи, ты не сможешь сдержать слез, когда увидишь, насколько она счастлива…
Элизабет едва кивнула, думая, что, возможно, Агнесс и права. Но рассказы о настоящих помолвках, заключенных по взаимному желанию, после ухаживаний, влюбленности и благословения родителей, не приносили ей радости. Новости о счастливых влюбленных лишь усиливали ее боль, заставляя думать о нежных губах и сильных руках Вилла, о его чувствах и о том, что они расстались навсегда. И единственное, что ей теперь остается, – смириться со своей судьбой и пытаться изображать радость по поводу предстоящей свадьбы. Наверняка же все вокруг уверены, что она тоже выходит замуж по любви. И кто знает, может быть, когда-нибудь она и сама поверит в этот обман…
– Мисс Элизабет?
Девушка обернулась в сторону двери, где стояла Клэр, и гут поняла, что служанка зовет ее уже несколько минут. Так всегда получалось, когда Элизабет задумывалась о Вилле, – она погружалась в собственные мысли, а окружающие удивленно таращилась на нее и не верили, что она ничего не слышит.
– Да, Клэр? – Элизабет выпрямилась в кресле, инстинктивно положив руки на подлокотники.
– Мистер Шунмейкер прислал свою карточку.
– О, – Агнесс подмигнула подруге. – Тогда я пойду.
– Спасибо, что навестила меня, – промолвила Элизабет, даря старинной подруге слабую улыбку.
Агнесс наклонилась, чтобы поцеловать Элизабет в щеку, и, когда отстранилась, прошептала:
– Ради бога, постарайся выглядеть хоть немножко счастливее! Ведь твой жених здесь.
С лица Элизабет медленно сползла улыбка, но она ничего не могла с этим поделать и только безучастно смотрела, как Агнесс спешно покидает гостиную.
– Клэр, пригласи мистера Шунмейкера, – рыжеволосая служанка почтительно склонила голову, и Элизабет с содроганием вспомнила, сколь отвратительной была недавно Лина. – И еще, Клэр! Не нужно все делать самой, твоя сестра прекрасно может приготовить чай и принять пальто.
Клэр покраснела и кивнула, исчезая за дверью. Элизабет поправила волосы, проверила пуговицы на блузке и сжала колени под длинной льняной юбкой цвета слоновой кости, а когда подняла глаза, Генри уже стоял в дверях, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. На нем был нарядный темно-серый фрак для приемов и такого же цвета широкие брюки, и он буквально сверлил Элизабет взглядом. Вздохнув, девушка в который раз отметила, что он ей неприятен. Нахмуренные брови, поджатые губы, резкие черты красивого надменного лица. Генри кивнул хозяйке, и она ответила на приветствие. Затем он пересек комнату и поцеловал руку Элизабет.
– Присядете? – предложила она.
– Благодарю вас. – Он окинул комнату быстрым взглядом, прежде чем опуститься в соседнее кресло.
Интересно, о чем он сейчас думает: о старомодности оливковых ветвей на обивке или о картинах в золоченых рамах и множестве персидских ковров?
– Будете чай?
– Да, было бы замечательно, – Ответ показался ей несколько сухим, но затем пришлось признать, что и она сама была не слишком радушна.
Ей было интересно, почему Генри продолжает поминутно оглядываться. На кого он так тревожно смотрит? На тетю Эдит, сидевшую около выложенного мрамором камина? Элизабет
