Глава десятая
ШЕСТВИЕ В ЧЕСТЬ СВЯТОГО ЭЛИИ
Элия проснулся поздно, голова была немного тяжелая. За ночь жара так и не спала, и сон его был беспокойным. Мария сварила ему кофе и пошла открыть магазин. Элия встал, мысли его путались, затылок был мокрый от пота. Он думал только о том, что, пожалуй, день предстоит длинный: сегодня престольный праздник в честь святого Элии. Прохладный душ немного взбодрил его, но едва он надел белую рубашку с короткими рукавами, ему снова стало жарко. А было всего десять часов утра. День обещал быть удушающим.
В этот час его небольшая терраса была в тени. Он вынес туда плетеный стул, чтобы там выпить кофе, надеясь хоть на малейший ветерок. Он жил в небольшом белом доме с красной черепичной крышей. В обычном для Монтепуччио доме. Терраса находилась на первом этаже, защищенная от тротуара балюстрадой. Он сидел там, с наслаждением попивая кофе и пытаясь собраться с мыслями.
На улице играли дети. Маленький Джузеппе, сын соседки, два брата Мариотти и другие, которых Элия знал только в лицо. Они играли, понарошку убивая собак квартала, поражая невидимых врагов или просто гоняясь друг за другом. Кричали. Ловили друг друга. Прятались друг от друга. И вдруг одна фраза закрепилась в его мозгу. Ее прокричал один из мальчиков своим приятелям:
— Нельзя забегать дальше, vecchietto[25]!
Элия поднял голову, оглядел улицу. Мальчишки продолжали играть, прячась за машинами, припаркованными вдоль тротуара. Элия поискал глазами старика, чтобы определить, каковы границы их игрового поля, но никого не увидел.
— Не дальше, vecchietto! — снова прокричал мальчишеский голос.
И тогда Элия понял. И невольно улыбнулся. Vecchietto — это он. Здесь, сидящий на стуле, он и есть тот старичок, что ограничивает поле игры. Его мысли сразу побежали куда-то, и он забыл о мальчишках, об их воплях и воображаемых выстрелах. Он вспомнил, да, вспомнил, что так же, как сегодня сидит он, сидели у своих домов его дяди. И что тогда они казались ему стариками. Что его мать перед смертью сидела на этом стуле, на этом самом плетеном стуле, и целыми днями смотрела на улицу, впитывая ее шумы. И вот теперь пришла его очередь. Он стал стариком. Жизнь прошла. Его дочери уже двадцать лет. Анна, его дочь, которой он не устает любоваться. Да. Время прошло. Теперь его очередь сидеть на плетеном стуле на углу улицы и смотреть, как мимо проходят молодые.
Был ли он счастлив? Он припомнил все минувшие годы. Как оценить жизнь человека? Он прожил свою так, как и все. Полную то радости, то слез. Он потерял всех, кого любил. Своих дядей. Свою мать. Своего брата. Он познал эту боль. Чувствовать себя одиноким, никому не нужным. Но он хранил в своем сердце ту чистую радость, которую ему дали Мария и Анна, и эта радость окупала все. Был ли он счастлив? Он вспомнил годы после пожара и его женитьбы. Они казались бесконечно далекими, как бы из другой жизни. Он вспомнил эти годы и подумал, что ведь все это время у него не было секунды, когда бы он мог вздохнуть свободно. Он зарабатывал деньги. Он работал столько, что его ночи были не длиннее, чем его сиесты. Но он был счастлив. Его дядя, его старый дядя Раффаэле, был прав, когда однажды сказал ему: «Трудись до седьмого пота». Он так и трудился. Он был счастлив и изнурен. Его счастье было рождено бесконечной усталостью. Он боролся. Боролся упорно. И теперь, когда он превратился в старичка, что сидит сейчас на своем стуле, теперь, когда он перестроил свой магазин и создал для жены и дочери достойную жизнь, теперь, когда он мог бы быть совершенно счастлив, потому что ему ничто не угрожает, потому что он наконец выбрался из нищеты, у него не было ощущения полного счастья. Он жил в благополучии и спокойствии, это уже было большой удачей, у него были деньги, но то шальное счастье, однажды выдранное им у жизни, осталось где-то там, позади.
Маленького Джузеппе позвала мать. Ее властный, но ласковый материнский голос вырвал Элию из его раздумий. Он поднял голову. Мальчишки рассеялись, словно стайка кузнечиков. Он встал. День начинался. Сегодня праздник святого Элии. Жарко. А ему предстояло столько всего сделать.
Он вышел из дома на корсо. Деревня выглядела уже совсем не так, как некогда. Он попытался вспомнить, какой она была пятьдесят лет назад. Какие магазины из тех, что он знал в детстве, сохранились? Да, постепенно все переменилось. Сыновья переделали то, что создали их отцы. Сменили вывески. Сделали просторнее террасы. Элия шел по улицам, украшенным к празднику, и это было единственным, что не изменилось. Сегодня, как и всегда, деревня азартно наряжала фасады домов. Гирлянды электрических лампочек тянулись через улицу. Элия прошел мимо торговца сластями. Две огромные тележки ломились от карамелек, лакричных палочек, леденцов и других всевозможных конфет. От их изобилия у детишек разбегались глаза. Чуть поодаль сын какого-то крестьянина предлагал малышам прокатиться на ослике. Он неутомимо водил его по корсо с одного конца на другой и обратно. Сначала малыши садились на ослика с опаской, а после умоляли родителей оплатить еще один круг. Элия остановился. Он вспомнил старого осла Муратти. Курящего осла его дядей. Сколько раз он и его брат Донато садились на него с радостным чувством победителей. Сколько раз просили они zio Мими или zio Пеппе позволить им прокатиться еще разок. Они обожали старого осла. Они смотрели, как он «курит» длинные стебли пшеницы. А когда хитрый старый Муратти, искоса поглядывая на них, наконец выплевывал «окурок» с небрежностью старого верблюда в пустыне, они горячо аплодировали ему. Они любили это старое животное. Осел Муратти умер от рака легкого, что в конце концов свидетельствовало о том, что он и правда курил, вдыхая, как человек, дым. Если бы старый осел Муратти прожил дольше, Элия заботился бы о нем. А его дочь обожала бы его. Он представил себе, как смеялась бы маленькая Анна при виде их старенького ослика. Он провез бы свою дочь на его спине по улицам Монтепуччио, и дети в их квартале онемели бы от этого зрелища. Но Муратти умер. Он принадлежал к тому давно минувшему времени, о котором, наверное, один он, Элия, еще помнит. При этой мысли на его глаза набежали слезы. Не из-за ослика, а из-за того, что он снова вспомнил о своем брате, о Донато. Вспомнил того странного молчаливого мальчика, с которым он делил свои игры и все свои тайны. Да, у него был брат. И он, Донато, был единственным человеком, с кем Элия мог вспоминать свое детство, зная, что его понимают.
