бросил фонарь и перехватил меч обеими руками, приняв боевую стойку.
Конан оружие вынимать не стал. Он наклонился, поднял с пола тяжелую глиняную чашу и кинул ее в голову пучеглазому.
Человек уклонился, при этом на мгновение потеряв Конана из виду и тем самым предоставив варвару достаточно времени, чтобы сорвать со стены гобелен с изображением трех львов, нападающих на слона. Пучеглазый вскрикнул и снова бросился на северянина, но кинутый в него гобелен, заставил его сражаться с тьмой. Конан шагнул к пучеглазому и попросту свернул ему шею.
На убитом были плащ и высокая шапка. Конан надел плащ и шапку, поднял фонарь и меч. Визгливая музыка доносилась откуда-то сверху. Конан быстро сориентировался. В прошлый раз, когда он находился здесь в путах, он был достаточно внимателен к деталям и запомнил расположение комнат.
Одна из.дверей у лестницы вдруг открылась, и в проем выглянула лохматая голова. Узкие глаза поморгали.
— Это ты, что ли? — спросила голова.
— Я, — сказал Конан.
— Эй, — не поверила голова, — ты кто? Конан прыгнул вперед и отрубил голову.
Из-за двери выпало остальное. С сожалением Конан увидел, что это была раздетая женщина.
За другими дверьми раздались покашливания, поскрипывания, неопределенные возгласы. Конан не стал дожидаться, когда появиться много голов. Ему вовсе не улыбалось стать -кровавым жнецом.
Он взбежал по лестнице и вышиб дверь ногой. Открылась спальня. На огромной кровати барахтались двое: нагая женщина и полуодетый, в широко распахнутом халате, мужчина. Женщина сидела над мужчиной и играла на инструменте, состоявшем из бурдюка и нескольких флейт, прикрепленных к нему. Мужчиной был Линфань.
Он вскрикнул, увидев Конана, и мгновенно покрылся потом. Кожа его заблестела в свете нескольких красных фонарей.
Женщина оставила свой инструмент, соскочила с кровати и направилась навстречу непрошеному гостю.
Женщина была необычно сложена. Широкие плечи, крепкие мускулистые руки, чересчур твердые бедра. Плоский живот был заметно напряжен. Все мышцы выступали рельефно, как у борца-мужчины. Конан смущенно опустил взгляд. Ему казалось неприличным такое тело. Слишком грубым и несовместимым с женским естеством.
Женщина не обратила на мнение Конана никакого внимания. Она не думала об этом. Она вообще ни о чем не думала. Ее ноздри раздулись, она закричала и бросилась вперед.
— Убей его! — завопил толстяк, и маленькие ручки его взметнулись к потолку, словно он был убежденным солнцепоклонником.
Конан отступил к двери, но женщина оказалась чересчур настойчива. Она прыгнула и ударила его обеими ногами. Меч полетел в одну сторону, Конан — в другую, на стену с шелковой драпировкой.
За драпировкой оказался камень. Конан почувствовал его лопатками, когда сползал вниз. Женщина склонилась над ним с жестким лицом и оскаленными зубами.
Таким образом бить женщин вообще-то не следует, но другого выхода попросту не оставалось. Мускулистая красавица протянула руки, явно намереваясь свернуть Конану шею. Киммериец был решительно против этого. Он ударил женщину ногой в низ живота. Лицо красавицы стало гораздо мягче. Еще мягче оно стало, когда Конан направил кулак женщине под грудь.
— Убей его! — все еще орал Линфань, прыгая на кровати.
— Он не понимает, — сообщил красавице Конан, прежде чем сделать с ней то, что она сама хотела сделать с ним. Позвоночник красавицы хрустнул.
Линфань сел на подушки и тоненько заверещал, закрыв лицо руками.
— Ты нужен мне живым, — сказал Конан, подхватывая его за воротник халата.
— Да, да! — радостно согласился министр. Они спустились по лестнице.
Внизу стоял великан в одной набедренной повязке, держа в руках лохматую голову женщины. Ту самую, которую отрубил Конан. Лицо великана выражало горе.
Услышав шаги, он поднял взгляд, и его лицо перекосилось от злобы. Он зарычал.
— Убей его, Гермотим! — вскрикнул Линфань, вырываясь от Конана и скатываясь по ступеням.
Гермотим отбросил отрубленную голову и пошел прямо на Конана, расставив руки и переваливаясь, как медведь. Киммериец усмехнулся. И с усмешкой на лице отправился навстречу великану.
Он намеревался покончить с неуклюжим защитником Лифаня одним ударом, но удара не получилось.
Когда до великана осталось два-три шага, он неожиданно прыгнул и нанес сильный удар по руке Конана. Меч киммерийца вылетел и воткнулся в колонну.
Кулак Гермотима снова рассек воздух, но до виска Конана не добрался. Киммериец уклонился, с запозданием поняв, что перед ним серьезный противник. Он схватился за рукоять своего меча и потянул его, но колонна не собиралась легко отдавать добычу.
Гермотима позабавил вид Конана, пытающегося выдернуть свой меч. Великан отступил с громогласным смехом. Однако он был вынужден прервать веселье, как только оступился и полетел спиной на каменный пол, размахивая руками. Великан был очень удивлен — никакого препятствия, о которое можно было споткнуться, прежде на полу не имелось.
Лохматая голова женщины хрустнула под его стопой, и великан ударился затылком о стену. Сознание оставило бедолагу ненадолго, но этого хватило, чтобы Конан выдернул меч и рассек Гермотиму шею. В тот момент, когда лезвие заканчивало свою работу, великан очнулся и снова зарычал, но это только ускорило отделение головы от туловища.
Конан огляделся. Линфаня нигде не было.
* * *
Аринна стояла у окна и смотрела на сад Тайных покоев. Был полдень. Птицы па медных ветвях принялись чирикать, свистеть, щелкать. Спина стража, стоявшего среди деревьев, была неподвижна.
— Эй, слуга! — окликнула Аринна.
Страж обернулся. Его лицо словно начали лепить из глины, но вдруг остановились и забыли сунуть в печь. Цвет у него был соответствующий. Он заметил царицу в окне и осклабился.
— Госпожа желает что-нибудь? — спросил он.
— Да, твоя, госпожа очень-очень желает, — сказала Аринна. — Я хочу увидеть свою маленькую служаночку Кецуву. Чтобы она принесла сюда все, что полагается в Днях луны, и чтобы помогла мне. Позови мне ее немедленно!
Страж улыбнулся еще шире. Так он пялился на царицу несколько мгновений, прежде чем расхохотаться, схватившись за живот, словно у него случился какой-нибудь приступ.
— Я понял! — Он с силой хлопнул себя по животу. — Понял!
Он словно был поражен тем обстоятельством, что царица, это почти неземное существо, подвержена тому же ежемесячному недугу, чему и любая простая женщина, что она так же грязна и ей свойственно то же, что и низкой потаскушке из дешевой таверны!
Он повернулся и проорал в сторону выхода:
— Мерхар! Кецуву сюда! Для Дней луны! И скажи Ривалу!
Он не стал оборачиваться. Он похохатывал и мотал головой, как лошадь.
Кецува появилась в сопровождении Ривала. Она несла лакированную коробку, прикрытую куском белого шелка. Ривал был, как всегда, серьезен.
— Госпожа! — промолвила Кецува, увидев царицу.
Аринна промолчала. В Дни удаления полагалось молчать, и служанка не удивилась этому.
— Займитесь своим делом! — приказал Ривал.
Он тоже отвернулся. Аринна задернула полупрозрачный занавес и села в кресло. Кецува опустилась у ее ног и открыла коробку. Кецува была слегка озадачена тем, что Дни луны начались на неделю раньше, но начать расспросы не посмела.
Аринна приподняла платье. Кецува достала из коробки свернутый лист лунного дерева, приблизилась к лону царицы и обнаружила, что Дни луны еще не начались. Она подняла к лицу Аринны удивленный взгляд.
Царица покачала головой и, взяв лист, развернула его и принялась шпилькой царапать на нем знаки. Кецува происходила из знатной семьи, где девочек обучали тайному женскому языку — поэтому она легко прочитала написанное царицей:
«Я пленница. Если я заговорю с тобой, тебя убьют. Я не доверяю никому из придворных. Найди чужеземца по имени Конан».
Царица уколола свой палец шпилькой и выдавила на лист немного крови. Кецува с поклоном приняла лист и спрятала его в коробку.
— Ну, вы там все? — осведомился Ривал.
Кецува поцеловала коленку царицы и вышла.
* * *
Луна улыбалась. Конан шел
