экстаза, парализовавшая разум. Покачиваясь на ней, он очутился в океане головокружительных ощущений.
Когда все закончилось, Ник испытал одновременно разочарование и радость. Все так быстро закончилось, но до утра было еще далеко. Он не помнил, когда в последний раз ему было так хорошо. В считаные минуты между ними все изменилось, но он боялся, что эти перемены были не к лучшему.
Сам он тоже изменился и больше никогда не будет прежним. Близость с Мишель заставила его понять, что ему чего-то недоставало в жизни. Этим «чем-то» была Мишель, и он уже не сможет без нее обходиться.
И если это настоящая любовь, тогда он пропал окончательно и бесповоротно.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Еще не до конца проснувшись, Мишель нашарила на туалетном столике свой мобильный телефон, издающий пронзительные звуки.
— Алло?
— Шелли?
— Мама? — Соскочив с постели, Мишель откинула назад спутанные волосы.
— Нет, это Брук. Только не говори, что мой голос стал похож на мамин. Я и так полная ее копия.
Мишель опустилась на край кровати.
— Прости, я, наверное, еще не проснулась.
— Боже мой, Шелли. Уже почти полдень. Я тебя разбудила?
— Да.
— Странно. Ты всегда была ранней пташкой.
Это Ник был во всем виноват. Они всю ночь занимались любовью и заснули только под утро.
— Я следую твоему совету, сестренка, и отдыхаю.
— Рада это слышать, Шелли.
— Передавай привет своей сестре, — спросонья пробурчал Ник.
За этим последовала долгая пауза, во время которой Мишель тщетно пыталась сбросить со своей груди руку Ника.
— Это тот, о ком я думаю, Шелли? — произнесла Брук шутливым тоном.
Мишель окинула восхищенным взглядом тело Ника, прекрасное в своей наготе.
— Это доктор. А ты что подумала? Я ведь на больничном, и мне необходимо наблюдение врача.
Брук захихикала.
— Ну и как это было? Подробности, Шелли, я хочу знать все подробности.
Перекатившись на бок, Ник вырвал у Мишель телефон.
— Я самый лучший мужчина, который у нее когда-либо был, и мы собираемся оставаться в постели до конца наших дней. Это все, Брук, так что теперь можешь говорить, зачем позвонила.
Нахмурившись, Мишель толкнула Ника и отобрала у него телефон.
— Извини, дорогая. Итак, зачем ты позвонила?
— Просто так. Хотела узнать, как у вас дела. — Даже по телефону Мишель слышала, что Брук задыхается.
— Брук, у тебя все в порядке?
— Да, а у тебя? — На том конце линии послышались хриплые звуки, и Мишель вновь испытала страх за жизнь сестры, который не покидал ее с детства.
Соскочив с постели, она надела халат и начала ходить взад-вперед.
— Брук, у тебя приступ, не так ли?
— Так, Мишель, ерунда.
Внезапно Мишель охватил гнев.
— Ерунда? Твоя астма никогда не была ерундой.
— Ты слишком сильно беспокоишься, Шелли.
Мишель посмотрела на Ника. Он натянул на себя простыню и положил руку под голову. Казалось, он снова заснул. Или, может, только притворялся спящим. Не желая рисковать, Мишель направилась к лестнице.
— А вот ты, Брук, не слишком беспокоишься. Позволь напомнить тебе о твоей беременности.
— Мне не нужно об этом напоминать. Я это ощущаю каждый день. У меня растет живот и отекают ноги. Но это абсолютно нормально.
Мишель спустилась и села на нижнюю ступеньку лестницы.
— Сейчас речь идет не только о тебе, Брук. Подумай о ребенке. Тебе через два месяца рожать. Ты должна беречься.
— Я думаю о своем ребенке. Со мной все в порядке.
— Это правда? Или ты лжешь мне и себе?
— Что с тобой? Ты встала не с той ноги с постели Ника?
Раньше Мишель избегала ссор с Брук, чтобы не спровоцировать у нее приступ. Но она чувствовала, что больше не может сдерживаться. Эмоции, которые она сдерживала много лет, прорвались наружу.
— Я тебе сейчас скажу, что со мной не так, Брук Грейнджер. Я устала от твоей легкомысленности. Ты хоть знаешь, сколько беспокойства доставляет всем твоя болезнь?
— Ты говоришь прямо как мама. Конечно, я знаю. Моя болезнь не делает меня слабоумной.
— Иногда я в этом сомневаюсь. Я всегда спрашивала себя.... все эти годы я хотела...
— Чего ты хотела, Мишель?
— Так, ничего.
— Ты закончишь, черт побери! Скажешь, что у тебя на уме, — Брук глубоко вдохнула. — Я не положу трубку, пока ты этого не сделаешь.
Вдруг Мишель осознала, что делает. Разве она могла вымещать свое разочарование на Брук? Чего она надеялась этим добиться?
— Это неважно, Брук.
— Это важно для меня. — Неловкое молчание нарушал лишь звук ингалятора. — Признайся, Мишель, ты обижалась на меня.
— Нет!
— Обижалась, и имела на это полное право. Мама всегда обращалась с нами по- разному. Тебе приходилось быть хорошей девочкой и во всем уступать мне. Если ты скажешь, что это было не так, я тебе не поверю.
В эту минуту Мишель себя ненавидела. Ей было неприятно, что Брук затронула тему, которую она избегала все эти годы.
— Хорошо, я признаюсь, но это эгоистично с моей стороны. Ты была больна, не я.
— Шелли, ты самый неэгоистичный человек, которого я знаю. Ты всегда была рядом со мной и ни разу никому не отказала в помощи, когда в тебе нуждались.
Мишель почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.
