— Да, я слыхал — им стихии больше не подчиняются.
— Некоторые думают: это из-за неправильной и несправедливой войны, — произнес Чернорук, глядя внимательно на шамана.
— А ты как думаешь?
— А что мне подумать? — Чернорук пожал широкими плечами. — Тут для меня все ново и непонятно. Предки говорят: делай, а стихии-то — тю-тю.
Насчет предков у Чернорука тоже были кое-какие подозрения, но решил промолчать. Знал: многие считают его дураком — и отлично, пусть думают, что он — всего лишь сильная рука и острый меч. Недооценивший врага всегда в проигрыше.
А Гул'дан-то смотрит как, в самую душу лезет.
Может, заподозрил, распознал, что вождь Чернорук вовсе не кусок мяса с мечом?
— Мы — гордая раса, — сообщил Гул'дан. — Временами нам трудно принять, что знания наши малы и слабы. А Кил'джеден и существа под его рукой… ах, Чернорук, какой же мощью, какими тайнами они владеют! И мощью этой они готовы поделиться с нами!
Теперь Гул'дановы глазки блестели от возбуждения — и сердце Чернорука заколотилось быстрее. Гул'дан наклонился, зашептал благоговейно: «Мы передними — просто невежественные дети. Даже я, даже ты. Но они готовы научить нас, поделиться силой, не зависящей от духов земли, воды, воздуха и огня».
Гул'дан пренебрежительно махнул рукой.
— Сила стихий ненадежна, на нее нельзя положиться. Она может покинуть в середине битвы, оставить беспомощным.
Лицо Чернорука окаменело. С его отрядом случилось то же самое. После того, как шаман завопил испуганно про непослушание стихий, победу лишь еле-еле удалось вырвать.
— Я слушаю, — прорычал тихо.
— Представь только, что мог бы ты сделать, имея под рукой шаманов, не молящих духов о силе, а всегда имеющих ее под рукой, управляющих ею! Представь: у этих шаманов могут быть слуги, также сражающиеся с врагом, способные обратить врага в паническое бегство, высосать дочиста их магию, как летний гнус высасывает кровь. Или отвлечь, мешать сосредоточиться на битве.
— Думаю, я побеждал бы всякий раз. Или почти всякий, — ответил Чернорук, выгнув удивленно косматую бровь.
— Именно! — Гул'дан кивнул, ухмыляясь.
— Ты уверен, шаман? Это не фальшивый шепоток, не лживое обещание?
— Уверен, вождь, я ведь сам уже испытал это. Я научу твоих шаманов всему, что знаю.
— Ого! — пророкотал Чернорук.
— Но это не все — я знаю способ сделать тебя и сражающихся бок о бок с тобой яростнее, смертоноснее, свирепее. Все эти дары станут нашими — нам остается лишь протянуть руку и взять.
— Нашими?
— Я не могу тратить все время на разговоры с вождем любого клана, вздумавшего пожаловаться мне. Есть те, кто согласен с путем, избранным тобою и мной… и те, кто не согласен.
— И что дальше?
Но Гул'дан не спешил отвечать, размышляя.
Чернорук подхватил прутик, потыкал в костер.
Знал: большинство орков даже его собственного клана считают вождя вспыльчивым и нетерпеливым, но он хорошо знал цену терпению.
— Мне видится два правительства для орков. Одно — с избранным открыто вождем, с действиями, открытыми и ясными для всех. Второе — тень первого, скрытое, тайное. И могущественное. Это… в этот Совет Теней войдут только преданные нам и нашему делу, согласные пожертвовать всем для его успеха.
— Да, да, я понимаю, — закивал Чернорук. — Вождь для всех и вождь на самом деле.
Гул'дан ухмыльнулся, растянув медленно губы. Чернорук посмотрел на него, по- прежнему тыча прутиком в костер, и спросил:
— И куда войду я?
— В оба совета, — тут же ответил Гул'дан. — Ты — прирожденный лидер. Ты умеешь увлечь народ, ты силен, и даже твои враги согласны: ты несравненный командир на поле боя. Тебя легко будет избрать вождем всех орков.
— Я тебе не кукла, — проворчал Чернорук, и глаза его сверкнули гневом.
— Ну конечно! Потому и говорю: ты войдешь в оба совета! Ты станешь вождем нового племени орков, новой… новой Орды, так сказать. И ты станешь силой в тайном совете. Мы же не сможем сработаться, не доверяя друг другу.
Чернорук глянул в мелкие хитрые глазки Гул'дана и усмехнулся. Шаману он не доверял ни на йоту и подозревал: шаман столь же доверяет ему. Но не важно, ведь оба хотели одного и того же — власти. Чернорук знал: ему самому недоступны умения и таланты, нужные для власти, которой добивается Гул'дан. А тому вовсе не нужны были те власть и сила, которых желал Чернорук.
Они не были конкурентами, но дополняли друг друга и поэтому могли оставаться союзниками.
Чернорук подумал о семье: о жене Урукале, сыновьях Ренде и Мэйме, дочери Гризельде. Конечно, так не сходил с ума по ним, как слабак Дуротан по своей Дреке, но ведь заботился и любил по-своему. Хотел видеть жену усыпанной драгоценностями, сыновей и дочь — почитаемыми, как подобает детям Чернорука. Краем глаза заметил движение — Нер'зул, когда-то уважаемый, а теперь ненужный и бесполезный, выскользнул из шатра.
— А с ним как?
Гул'дан пожал плечами.
— С ним… он теперь — пустое место. Прекрасный господин не желает его смерти. Похоже, он придумал нечто… особое для него. А пока он — удобная кукла, орки привыкли почитать Нер'зула, поэтому неразумно избавляться от него сейчас. Но не бойся, он для нас — не угроза.
— Ты сказал — научишь моих шаманов новой магии? Той, какую сам изучал? Сделаешь их непобедимыми?
— Я стану обучать их сам, и если они преуспеют в обучении — займут достойное место среди моих новых учеников-чернокнижников. Чернокнижники… вот какое имя у новых шаманов. Зловещее, сильное слово. Должно быть, соответствующее новым чарам. Чернокнижники. И шаманы клана Черной Горы станут первыми среди них.
— Чернорук, вождь клана Черной Горы, что скажешь ты мне в ответ?
Тот медленно повернулся к Гул'дану.
— Скажу: да здравствует Орда! И ее Совет Теней.
У подножия священной горы собралось множество рассерженных орков. Дуротан разослал письма тем, кому доверял, и получил подтверждение: да, стихии оставили всех шаманов. Особо неприятное известие пришло из клана Костеглодов: весь их отряд погиб в бою против дренеев, почему так случилось, поняли лишь через несколько дней, когда оставшийся шаман захотел вылечить больного ребенка. Теперь разъяренные вожди кланов и их шаманы съезжались к Ошу'гун, чтобы потребовать у Нер'зула объяснений.
