Лок зевнул и отодвинулся к дуплу под верхушкой дерева, откуда не было видно этих людей и все их стойбище представлялось лишь мерцающими отраженными бликами костра на листве деревьев. Он поднял голову и поглядел на Фа, предлагая ей устроиться рядом и поспать вволю, но она этого даже не заметила. Он видел ее лицо и глаза, которые пристально всматривались сквозь вьюнок, широко открытые, немигающие. Она была так поглощена, что, даже когда он притронулся к ее ноге, не шевельнулась и все глядела. Он увидал, как рот ее открылся, дыхание участилось. Она так отчаянно сжимала гнилой сук, что дерево хрустело и крошилось в сырую труху. Несмотря на всю усталость, это вызвало у Лока любопытство и даже испуг. Он увидал внутри головы, как один из новых людей лезет на дерево, отшатнулся и стал раздвигать вьюнок. Фа быстро глянула в сторону, и лицо у нее было как у спящего, которому снится кошмарный сон. Она стиснула руку Лока и принудила его спуститься ниже. Там она схватила его за плечи и спрятала голову у него на груди. Лок обнял ее одной рукой, и при этом прикосновении Лок-внешний ощутил теплую радость. Но Фа испытывала совсем другие чувства. Она опять встала на колени, привлекла Лока к себе, прижала его голову к своей груди, а сама все глядела вниз сквозь листву, и сердце ее тревожно билось где-то у самой его щеки. Он захотел увидать, что ее так напугало, но при первой же попытке высвободиться она еще сильней прижала его к себе, так что он видел только ее угловатую челюсть и глаза, широко открытые, открытые всегда, глядящие пристально.
Летучая стая вернулась в голову, а от тела Фа исходило тепло. Лок покорился, зная, что Фа его разбудит, когда новые люди уснут, и они смогут убежать вместе с детьми. Он приник к ней, обхватил ее обеими руками, положил голову поближе к бьющемуся сердцу, а руки Фа крепко обнимали его, и стая, которая теперь опять кружила, стала претворяться в далекий мир сна, наступившего от изнеможения.
ДЕВЯТЬ
Он проснулся, пытаясь вырваться из рук, которые пригнетали его книзу, чьи-то локти лежали у него на плечах, а ладонь гладила по лицу. Он заговорил, залопотал глухо под пальцами, почти готовый их укусить, охваченный привычным уже, хотя вместе с тем, новым для себя, страхом. Лицо Фа было совсем близко, она не давала ему вырваться, а он колотил кулаками по листве и гнилому, заплесневелому дереву.
— Молчи!
Она сказала это почти громко, сказала таким простым, обыденным голосом, будто новых людей вокруг уже и в помине не было. Он перестал вырываться, проснулся окончательно и увидал, что на темной листве дрожит и играет свет, блики его местами освещают окружающую темноту и беспрестанно мечутся из стороны в сторону. Над деревом во множестве горели звезды, они были совсем крошечные и едва светились по сравнению с ярким костром. Пот струился по лицу Фа, и ее мохнатое тело, Лок это чувствовал, тоже было мокрым. Увидав ее, он сразу же услыхал и новых людей, которые расшумелись, как целая стая волков. Они кричали, смеялись, пели, гомонили на своем птичьем языке, а огонь в костре неистово метался вместе с ними. Лок повернулся и запустил пальцы в листву, чтоб проделать отверстие и увидать, что происходит.
Вся прогалина была залита светом костра. Новые люди выволокли на берег огромные бревна, которые переправил через реку Хвощ, и поставили их наклонно вокруг костра, так что верхними концами они упирались друг в друга. Костер не давал ни тепла, ни успокоения — он был страшен, как водопад, как большой злобный кот. Лок видел кусок того бревна, которое убило Мала, его прислонили к груде, и твердые, похожие на уши грибы, казалось, были раскалены докрасна. Из груды дров извергались огненные языки, будто их выдавливали снизу, они были красные, и желтые, и белые, а вокруг сыпались, исчезая из виду, мелкие искорки. Концы огненных языков там, где они тускнели, вздымались до той высоты, где сидел Лок, и окутывавший их синий дым был едва видим. Вокруг груды, из которой выбивалось пламя, свет затоплял всю прогалину, но свет не теплый, а враждебный, красный, даже раскаленный добела, ослепительно яркий. Свет этот трепетал, как сердце, так что деревья, обступавшие поляну, с их скопищами кудрявой листвы, будто прыгали из стороны в сторону и отверстия в листве вьюнка тоже.
Да и сами новые люди походили на огонь, они были желтые и белые, потому что сбросили с себя меховые шкуры и остались нагими, только полосы кожи были обмотаны вокруг чресел. Они прыгали из стороны в сторону наравне с деревьями, и волосы их ниспадали и разметались, так что Локу нелегко было отличить мужчин. Сытая женщина привалилась к одному из долбленых бревен, обхватив себя обеими руками, обнаженная до пояса, тело у нее было белое с желтым отливом. Голову она запрокинула, шею изогнула, рот был разинут, она хохотала, а ее спутанные волосы свисали до самого дна долбленого бревна. Туами присел на земле подле нее, припав лицом к ее левой руке; при этом он двигался, не просто покачиваясь то взад, то вперед, как пламя костра, он тянулся кверху, скользя губами, перебирая пальцами, всползая все выше, будто пожирал ее плоть, и тихонько подбирался к обнаженному плечу. Старик валялся в другом полом бревне, и ноги его торчали над боковинами. В руке он сжимал округлый камень, то и дело поднося его ко рту, а в промежутках пел. Другие мужчины и женщины как попало расселись на прогалине. Они держали в руках такие же округлые камни, и теперь Лок увидал, что новые люди пьют из них. Он учуял острый запах напитка. Этот напиток был слаще и крепче прежнего, он был могуществен, как огонь и водопад. Это была пчелиная вода, она пахла медом, и воском, и прелью, она одновременно притягивала и отталкивала, пугала и будоражила, как и сами новые люди. У костра лежало еще много таких камней с дырками наверху, и особенно сильный запах исходил именно оттуда. Лок увидал, что люди, когда кончали пить, подходили к этим камням, подбирали их и пили опять. Девочка Танакиль лежала навзничь перед одной из пещер совсем как мертвая. Рядом мужчина и женщина дрались и целовались, хрипло вскрикивая, а другой мужчина беспрерывно ползал вокруг костра, как бабочка с обожженными крыльями. Он все ползал на четвереньках, но остальные не обращали на него ни малейшего внимания и лишь шумели вовсю.
Туами уже подобрался к шее сытой женщины. Он тянул ее к себе, она смеялась и трясла головой, а руками стискивала его плечи. Старик распевал, люди дрались, мужчина все ползал на четвереньках вокруг костра, Туами припадал к сытой женщине, и все это время прогалина металась взад-вперед и из стороны в сторону.
Света было полным-полно, и Лок ясно видел Фа. Глаза его устали от беспрерывного мельтешения, поскольку он старался уследить за всем, и теперь он, повернувшись, стал глядеть на нее. Она тоже мельтешила, но не так быстро; здесь, в отдалении от костра, лицо у нее было очень спокойное. Глаза смотрели пристально, они будто ни разу не мигнули и не скосились вбок с тех пор, как он проснулся. Видения в голове Лока приходили и сразу же уходили опять, трепетные, как пламя костра. Они не содержали никакого смысла и вдруг вихрем завертелись, так что голова его, казалось, сейчас расколется. Он нашел слова, которые мог бы произнести, но язык никак не поворачивался, наконец он все же вымолвил:
— Что это?
Фа не пошевельнулась. Какое-то смутное знание пришло к нему, столь неопределенное, что уже одно это вызывало ужас, будто он сопереживал с Фа видение, но внутри головы не было глаз, чтоб его разглядеть. Было это чем-то сродни тому предчувствию смертельной опасности, которое Лок-внешний сопереживал с нею так недавно; но теперь все ощущал Лок-внутренний, и это никак в нем не укладывалось. Оно ворвалось в него, вытеснив радостное чувство, которое наполняло его после сладкого сна, и вихрь видений, разрушая проблески мысли, острое чувство голода и нестерпимую жажду. Оно завладело им целиком, и он не знал, что это.
Фа медленно повернула к нему голову. Глаза, в которых отражались крохотные костры, похожие друг на друга, как близнецы, вращались подобно глазам старухи, когда она плавала в воде. От шевеления кожи вокруг рта — что вовсе не означало намерения заговорить — губы ее дрогнули, затрепетали совсем как у новых людей, сомкнулись; потом они разомкнулись опять и тихо произнесли:
— Оа не рождала этих людей из своего чрева.
Сперва словам не сопутствовало видение, но они влились в чувство, переполнявшее Лока, и оно стало еще сильней. Он опять вгляделся сквозь листву, чтоб понять смысл услышанных слов, и сразу увидел рот сытой женщины. Она брела прямо к дереву, опираясь на Туами, пошатываясь и визгливо смеясь, так
