Брокльбанка, мы постараемся извлечь из него хоть какую-то пользу.
— Польза! — провозгласил Брокльбанк. — Да в Музе больше пользы, чем в любых других занятиях! Я наверняка разбогател бы, если б не врожденная склонность к прекрасному полу и прочим излишествам, что так щедро подкидывает мне вконец развратившееся английское общество…
— Никогда бы не полез в медицину, — заявил Олдмедоу. — Все эти трупы, Бог мой!
— Вот и я так решил. Пусть мысли о смерти остаются на расстоянии вытянутой руки. Знаете ли вы, что я первый поспел на место боя сразу после смерти лорда Нельсона, чтобы набросать сцену его гибели для литографии.
— Не может быть!
— Сидел на расстоянии вытянутой руки, сэр. Больше художников рядом не было. Могу заверить — в тот момент мне казалось, что Нельсон испустит дух прямо на палубе.
— Брокльбанк! — вскричал я. — Да ведь я ее видел! Копия литографии висела в «Псе и пистолете». Скажите мне — ну как целая толпа коленопреклоненных офицеров могла собраться вокруг Нельсона в самый горячий миг битвы?!
По подбородку Брокльбанка потекла очередная струйка.
— Вы путаете жизнь и искусство, сэр.
— Глупости какие.
— Зато хорошо продается, мистер Тальбот. Не стану скрывать — если бы не популярность этой литографии, быть бы мне без гроша в кармане. По крайней мере она дала мне возможность совершить путешествие в… в… в общем, туда, куда мы плывем — название из головы выскочило. А кроме того, вообразите: на самом деле Нельсон умер где-то на вонючей нижней палубе, в одиночку, и провожал его разве что свет фонаря. Ну кто взялся бы за такую картину?!
— Быть может, Рембрандт?
— Ах, Рембрандт. Ну да, конечно. По крайней мере, мистер Тальбот, вы не можете не отметить, как искусно я обхожусь с дымом.
— О чем вы, сэр?
— О дыме! Это ведь сущее наказание. Видели, что творилось, когда Саммерс пальнул из моего ружья? Во время битвы корабли окутаны дымом, не хуже, чем Лондон — туманом! И только настоящий художник знает, как отодвинуть его туда, где он не будет лезть… лезть…
— Вперед, как невежа на представлении.
— Лезть…
— И всем все загораживать.
— Лезть… Да вы совсем не пьете, капитан!
Андерсон очередной раз поднес стакан ко рту и с тоскливой злобой обвел глазами гостей. Брокльбанк, опершись локтями на стол по обе стороны мозговой кости, гудел, обращаясь к Саммерсу:
— Я настаиваю, что правильно написанный дым может из помехи сделаться подспорьем. К примеру, приходит к вам капитан, которому как-то раз крупно посчастливилось — он наткнулся в открытом море на врага и сумел выйти из схватки живым и невредимым. Является он ко мне, увидев ту самую литографию, и рассказывает, что был с ним, к примеру, еще один фрегат и небольшой шлюп — налетели на них французы, и вышла настоящая битва… Прошу прощения! Как говорится в эпитафии: «Не бойся смешным прослыть, коли надо ветры пустить; если бы я свои не держал, тут бы сейчас не лежал». А теперь смекните-ка, что будет, если… Скажем, мой друг Фюссли[34] и его «Щит Ахиллеса», и… В общем, смекните.
В раздражении, я глотнул вина и повернулся к капитану:
— Что ж, сэр, судя по всему, мистер Брокльбанк…
Художник все жужжал, не обращая на меня ни малейшего внимания:
— Смекните: кто из них мне заплатит? Если все — то и видно на литографии будет всех, и никакого вам дыма! А ведь каждый еще желает, чтобы его нарисовали в самой гуще схватки, дьявол их побери!
— Мистер Брокльбанк, — попытался воззвать к нему капитан. — Мистер Брокльбанк…
— Покажите мне хоть одного капитана, которого произвели бы в рыцари! Я и возражать не стану!
— И я, — каркнул Олдмедоу куда-то себе в воротник.
— Вы спорить со мной хотите? Потому что, если да, то я…
— Я, сэр? Да никогда в жизни!
— И вот приходит он и говорит: «Брокльбанк, — говорит, — сам бы я на эту ерунду и двух пенсов не потратил, но старушка-мама, жена и пятнадцать детишек желают видеть меня на картинке героем». Уловили, да? Вручает мне выпуск газеты с описанием происшествия, в деталях описывает битву и удаляется, счастливый, думая, что знает, как рисовать морское сражение!
В этот раз капитан осушил стакан залпом и ответил Брокльбанку голосом, который сдул бы Томми Тейлора с одного конца корабля на другой, ежели не дальше:
— Я, со своей стороны, сделал бы то же самое.
Мистер Брокльбанк хотел было приложить палец к носу, дабы подчеркнуть свою смекалку, да промахнулся.
— А зря, сэр. Если бы я гнался за правдоподобием, дело другое. А так, клиент, который оставил мне задаток, потому что мало ли что — возьмет да и сложит где-нибудь голову в бою…
— Меня зовут, сэр, — поднялся со своего места Саммерс.
— А вы счастливчик, мистер Саммерс! — Капитан расхохотался в голос — чуть ли не впервые на моей памяти.
Брокльбанк ничего не заметил. Уверен, покинь мы капитанскую каюту все, один за другим, он продолжал бы монолог в одиночестве.
— Ну и как вы считаете — стоит ли рисовать фрегат сопровождения с той же тщательностью, что и корабль заказчика? Ведь его капитан мне не платил! Тогда и приходит на помощь дым. Я делаю набросок, на котором второе судно охвачено огнем и его заволакивает дым, а что касается шлюпа под командованием какого-то непонятного лейтенанта — хорошо, если он вообще появится где-то в углу. А вот корабль заказчика объят ярким, бездымным пламенем и к нему устремились все силы врага.
— Можно только мечтать, — вклинился я, — чтобы на нас напали французы, дав нам возможность насладиться искусностью вашей кисти.
— Ни в коем случае, — угрюмо проворчал капитан. — Ни в коем случае.
Возможно, Брокльбанка наконец-то смутил тон Андерсона, потому что его веселье, как это часто случается у пьяниц, резко сменилось унынием.
— И это еще не конец. Заказчик возвращается и с порога начинает допытываться, почему фок-мачта у «Коринны» или, к примеру, «Эрато» съехала к носу, и что это за блок торчит вон там, на грота-брасе. Даже лучший мой клиент, не считая адмирала Нельсона — если, конечно, его вообще можно назвать клиентом, — отличался редкостной бестолковостью: ему не понравились легкие повреждения, которыми я наградил второй фрегат. Клялся, что стеньга — фок-стеньга, так, по-моему, он выразился, осталась на месте, потому что пушечные ядра туда не долетали. А вот на его корабле я не удосужился изобразить пробоины, хотя они там были! Заставил меня дорисовать их и убрать большую часть лееров. А потом и говорит: «Как бы и меня сюда воткнуть, а, Брокльбанк? Я точно помню, как стоял вот тут, подле сломанного поручня, и, указывая клинком на врагов, призывал команду броситься на них сей же миг». Что тут поделать? Желание клиента — закон, вот первое правило каждого художника. «Ваша фигурка получится слишком крохотной, сэр Саммел», — попытался объяснить я. «Ну так сделайте ее побольше», — ответил он. «Понимаете, сэр Саммел, — с поклоном возразил я, — тогда фрегат, по сравнению с вами, будет казаться меньше». Заказчик пару раз прошелся по моей мастерской — прямо как наш капитан по шканцам, клянусь вам! — и решил: «Что ж, рисуйте крохотным. Но в треуголке и эполетах, чтобы родные узнали. Мне-то все равно, мистер Брокльбанк, но жена, но дети…»
— Сэр Саммел? — повторил капитан. — Вы сказали: сэр Саммел?
— Именно так. Может, перейдем к бренди?
— Сэр Саммел. А я ведь его знаю. Вернее, знал.
— Откуда? — спросил я, надеясь прервать словесный поток Брокльбанка. — Боевой товарищ?
