объятиях своей няни. Иоко провела ночь у себя в кабинете, устроившись на норковом покрывале, брошенном поверх раскладушки времен Наполеона, перехватив какие-то мгновения сна в промежутках между телефонными звонками.
Резко свернув налево, Джон направляется в сторону светлой просторной кухни, настоящей мастерской, разделенной на зоны, предназначенные для работы и отдыха: во-первых, домашний развлекательный центр, состоящий из последних достижений аудиовидеотехники и нескольких тысяч пластинок, рассованных по полкам; затем уголок для отдыха, включающий две софы, стоящие одна напротив другой и разделенные столиком для коктейлей, рабочий стол для Иоко, расположенный у противоположной стены возле двери, которая ведет в хорошо оборудованную ванную комнату; и, наконец, собственно кухня – пластиковые рабочие столы и полки, вытянувшиеся вдоль обеих стен и уставленные разнообразной кухонной техникой. Наполнив чайник, Джон воюет с автоматической газовой плитой, которой так и не научился как следует пользоваться. Пока кипятится вода, он проверяет, чтобы на полках не завалялось никакой пищи из запретного списка, который по большей части включает в себя самую обычную человеческую еду. Если ему удается обнаружить что-нибудь запрещенное, он, сердито ругаясь, отправляет съестное в помойное ведро: приходящая повариха постоянно жалуется, поскольку из-за этого никогда не может найти все необходимое для готовки.
Но вот чайник вскипел, и Джон усаживается за массивным столом перед большим арочным окном, выходящим на центральный двор. Удобно развалясь в высоком кресле с желтыми подушками, он наслаждается торжественным покоем предрассветного часа. Больше всего Джон любит завтрак, во время которого с ритуальной скрупулезностью неизменно поглощает одно и то же: несколько медовых печений с апельсиновым мармеладом. Несмотря на резкое неприятие сахара (навевающего «сахарную грусть», как написано в книге, которую он демонстрирует окружающим, словно символ веры), Джон ящиками поглощает мармелад. Так же неуемно он потребляет чай. Раньше он всегда пил только «Ред Зингер», поскольку эта марка не содержит кофеина. Когда кто-то по ошибке сообщил ему, что эту марку чая предпочитают хиппи, так как она содержит вещество, способствующее выделению адреналина, он переключился на обычный английский чай с кофеином и пил по двадцать-тридцать чашек чая и кофе в день.
Удовлетворив таким образом свой довольно слабый аппетит, Джон закуривает, берет в руки лист бумаги, фломастер и составляет список сегодняшних личных потребностей. Проводя большую часть жизни в постели, Джон реализует свои желания при помощи агента, готового отправиться в мир, чтобы выполнить его указания. Утренний список может включать десять-двенадцать позиций, от настройки телеканала, который забарахлил, до покупки новой книги или какого-нибудь продукта, например еды для кошек. Некоторые позиции иногда сопровождаются язвительными комментариями, указывающими на неудовольствие Джона тем, как данное поручение было выполнено в прошлый раз. Когда список составлен, Джон кладет записку на стойку, откуда она попадет к его помощнику, Фреду Симану. Семейство Симанов вошло в жизнь Йоко около тридцати лет назад. Дядя Фреда Норман Симан стал первым менеджером Иоко в 1960 году, когда она только начинала как перформанс-артистка. Его жена Хелен – няня Шона, и если говорить о семейном созвездии Леннонов, то эта пара заменила их детям дедушку и бабушку. Юный Фред, светловолосый и симпатичный, сын концертирующего пианиста-американца и немки, получил образование сначала в Европе, потом в Соединенных Штатах. Защитив диплом журналиста в Сити-колледже, он уже почти год работает на Джона, выполняя поручения по дому или мотаясь по городу в зеленом фургоне-'мерседесе'.
Сегодня утром Джону хочется поработать, и он решает оставить записку и для Иоко. Усевшись за ее рабочий стол, он заправляет лист бумаги в печатную машинку, на которой умеет печатать только одним пальцем. Он страдает от того, что она полностью игнорирует его, ссылаясь на занятость. Чтобы поговорить с ней по внутреннему телефону, Джону приходится обращаться к одному из ее секретарей; кроме того, ему запрещено входить в ее кабинет, когда Иоко говорит по телефону. А Иоко день и ночь висит на телефоне. Так что он приспособился напоминать ей о себе письменно. Но хотя он многим недоволен, Джон ни в коем случае не желает ее прогневать. Ведь именно он переложил на ее плечи всю ответственность за семью, наделив Йоко необходимыми полномочиями, чтобы она могла управлять его состоянием и вести дела от его имени. Раз он пожелал освободиться от материальных забот, за это приходится платить. Поэтому записка жене пишется возвышенным слогом, точнее, это список, обозначающий те моменты его повседневной жизни, когда Джон чувствует себя особенно одиноким: когда просыпается, после чашки кофе, до чашки кофе, рано утром и в конце дня, вечером перед телевизором, когда курит... короче, постоянно. Приписав внизу «Папа, которому все видно из спальни», он вытаскивает листок из машинки и берет ручку, чтобы изобразить свою фирменную подпись.
Украсив длинную линию своего носа двумя небольшими окружностями очков, он изображает рот и бороду, прежде чем увенчать голову завитками длинных волос, которые, спускаясь слева, превращаются в букву W, а справа – в буквы ill. «Will»1 – так называется последний бестселлер Дж. Гордона Лидди, который с недавних пор сильно заинтересовал Джона, особенно те страницы, где автор объясняет, как научился контролировать свой буйный нрав и как ему удалось завоевать уважение сокамерников, после того как он не моргая подержал раскрытую ладонь над горящей спичкой.
Закончив свой шарж, Джон бросает взгляд в кухонное окно и замечает, что противоположное крыло здания уже начинает розоветь в лучах восходящего солнца. Словно по сигналу, он резко встает и отправляется в обратный путь по длинному коридору к своей никогда не меняющейся спальне.
Покой царит в квартире 72 до восьми часов утра, времени, когда появляются Миоко и Уда-Сан, две маленькие женщины с лицами крестьянок. Они принимаются за стирку и начинают готовить суп мизо, когда, в свою очередь, с черного хода из-за двери с табличкой «ПОСОЛЬСТВО НЬЮТОПИИ» появляется Иоко. Она что-то говорит им по-японски, усаживается за свой рабочий стол, и в тот момент, когда уже снимает телефонную трубку, в кухню вбегает преследуемый няней Шон.
Четырехлетний сын Джона Леннона – очаровательный малыш. Его полное, матового оттенка лицо сочетает в себе черты обеих рас. Маленький прямой нос, пухлый рот, темные шелковистые волосы – он нисколько не похож на отца, и дело доходит до того, что в гневе Джон порой заявляет, что это вообще не его сын.
Шон, словно дитя природы, вырос в обстановке полной свободы, не зная ограничений, которым подчиняются обычные дети. Он до сих пор расхаживает по дому в подгузнике и с соской во рту. Ему разрешается размалевывать краской стены, давить пиццу в кресле и писать на заднем сиденье лимузина; ни мать, ни прислуга никогда не делают ему замечаний. Каких бы глупостей он ни натворил, Йоко сохраняет невозмутимость. Она привыкла обращаться со взрослыми, как с детьми, и гордится тем, что с детьми обращается как с равными.
Отношение Джона к сыну отличается характерной для него двойственностью. С одной стороны, он гордится творческим началом и развитостью Шона, а с другой – выходит из себя, стоит малышу чем-то нарушить его покой. Он вовсе не уподобляется Йоко, полностью отрицающей дисциплину. Как-то раз, когда одна мамаша пожаловалась Джону, что Шон укусил ее маленькую дочку, он схватил сына за руку и тоже укусил его. Детей такое поведение отца пугает. В присутствии Джона Джулиан, единокровный брат Шона, цепенеет, Шон же старается задобрить отца. Иногда он карабкается на Джона, точно котенок, ибо по- детски безошибочно чувствует, как любит Джон своих котов.
В начале девятого с черного хода раздается звонок. Йоко смотрит в глазок, открывает, и в дом наконец-то приходит нормальная жизнь. Марии Хеа, единственная настоящая подруга и доверенное лицо Йоко, подталкивает вперед своих белокожих, похожих на кельтов детей: четырехлетнюю Кейтлин и девятилетнего Сэма. Начинается праздник. Малыши с криками бросаются пританцовывать вокруг Шона, к которому приходят играть каждый день и зачастую остаются на ночь. На шум выбегает вполне еще бодрая для своих шестидесяти Хелен Симан и уводит их в игровой зал, после чего удаляется на долгожданный отдых в свою маленькую квартирку, расположенную прямо над въездом в здание.
Марии Хеа даже не подозревает, насколько важную роль играет в эмоциональной жизни четы Леннонов. Как и все, что по-настоящему имеет значение для Иоко, ее дружба с Марни началась с осуществления пророчества. Через год после рождения Шона Джон Грин, который регулярно гадает Иоко на картах таро, предсказал ей, что она познакомится в своем квартале с женщиной, родившей ребенка в тот же день и в том же месте, что и Иоко, и что эта женщина станет ее лучшей подругой. Через какое-то время
