А Бэйб стоял на четвереньках.
Нурми говорил: «Я-то думал, что ты хорош на подъемах: ну что ж, вот перед тобой подъем, беги, или тебе нравится стоять тут и слушать его дыхание?..»
...И правда, Джанеуэй тяжело дышал, шумно втягивая в легкие ночной воздух и пытаясь встать на ноги.
Бэйб, качаясь, поднялся. Лодыжка горела огнем, лицо было все расцарапано об асфальт, но Бэйб знал, что такое побежденный бегун, и сейчас перед его глазами был побежденный, загнанный, с сорванным дыханием бегун. Подъем крут, Бэйб забегал на холмы раза в два круче. За его спиной Джанеуэй закричал:
– Машину! Заводите машину!
Но к тому времени Бэйб уже пробежал половину крутого склона и наращивал скорость – факт, который с удовлетворением отметили Нурми и Бикила. Это и Бэйба окрылило, я – марафонец, радовался он, настоящий бегун, и со мной лучше не связываться.
Господи, вдруг подумал Бэйб, да они же догонят меня на автомобиле. Они взлетят по склону на скорости девяносто миль в час, и какого черта мне останется делать?
Бэйб бежал по правой обочине Уэст-сайд-хайвэя в сторону жилых кварталов, пытаясь придумать, как ускользнуть от преследователей. На машине они достанут меня. Сделай что- нибудь, сделай!
И в конце концов то, что сделал Бэйб, оказалось почти гениальным.
Не столь гениальным, как плоды размышлений Эйнштейна, сэра Исаака Ньютона, Оруэлла, но все же, если учесть, в каких условиях мыслил Бэйб, он не уступил ни в чем вышеназванным господам.
А сделал он вот что: просто пересек висящий над землей хайвэй, перешагнул через футовый разделительный барьер и побежал в другую сторону – в деловую часть города.
Он забежал на хайвэй на 57-й улице, а первый съезд к деловой части был на 56-й улице, очень близко и удобно, удобнее и не придумаешь.
Через три минуты Джанеуэй и остальные въехали на хайвэй и направились в сторону жилых кварталов. Бэйб следил за ними со съезда на 56-й, спрятавшись в глубокой тени.
Бэйб прикинул, что первым съездом с хайвэя, где они смогут развернуться, будут 72-я или 79-я улицы.
Съезд был на 72-й улице, но к тому времени, когда они проезжали 66-ю улицу, Джанеуэй понял, что сделал Бэйб. Ему не оставалось ничего, как ругаться до тех пор, пока они не доехали до 7-й улицы. Там они свернули с хайвэя, ведущего из центра, сделали несколько крутых поворотов и снова заехали на тот же хайвэй, но уже с другой стороны, направляясь к центру. Они мчались по нему, пока не доехали до съезда на 56-й улице, на которую, по их предположению, свернул Бэйб. Они свернули туда же.
Но к тому времени Бэйб был уже вне опасности. Пот лил по нему ручьем, зуб болел, лодыжка саднила, но он победил.
Он был достойным братом своего брата.
25
После седьмого гудка она взяла трубку.
– Да?
– Эльза...
– Кто это?
– Слушай...
– Том?..
– Да, выслушай меня, я очень спешу...
– С тобой все в порядке? Скажи мне хотя бы...
– Да, все в порядке, я понимаю, что еще нет и пяти и я разбудил тебя, но тебе придется сделать кое-что для меня. Эльза, ты нужна мне, больше у меня никого нет.
– Да, конечно.
– Найди машину.
– Ты имеешь в виду автомобиль? Ехать куда-то?
– Эльза, да проснись ты, пожалуйста! Да, автомобиль, да ехать. Куда – пока не знаю. Но мне надо выиграть немного времени, мне надо обдумать кое-что, мне туго, я попал в беду и хочу побыть где-нибудь, где мне будет спокойно.
– Хорошо. А как я найду тебя?
Бэйб посмотрел в дальний конец комнаты. Появился Бизенталь в просторном халате, он держал поднос с двумя дымящимися чашками кофе.
– Есть такая круглосуточная аптека «Кауфманз» на перекрестке Лексингтона и Сорок девятой. Сейчас еще темно, так что держи дверцы машины на запоре, не хватало еще, чтобы кто-нибудь на тебя напал. В шесть часов. В запасе час. Все ясно?
– "Кауфманз". Лекс и Сорок девятая. Шесть часов. Ты любишь меня?
– Что? – Бизенталь стоял рядом и смотрел на него.
– Когда я приходила к тебе в прошлый раз, ты сказал, что не любишь. Ну и как? Если любишь, говори, я пойду искать машину.
– Я люблю, люблю тебя. Пока. – Бэйб повесил трубку. – Прошу прощения за эти сантименты, – сказал он, подошел к Бизенталю и взял с подноса кофе.
Бизенталь сел на диван с чашкой кофе.
– Человек моего положения нечасто сталкивается с проявлением чужих сантиментов, так что в небольших дозах я считаю их вполне приемлемыми, можешь не смущаться.
– Папа?
Бэйб повернулся.
Очаровательная принцесса стояла в дверях, изящная, в халате, с большими глазами, смугловатой кожей и длинными черными волосами.
– Все в порядке?
– Ты хочешь спросить, не грозит ли мне опасность? Не думаю, что Том собирается напасть на меня. – Бизенталь встал, коротко представил их друг другу. – Моя дочь Мелисса – Том Леви.
– Отец говорил о вас, – сказала Мелисса. – Извините. – Она ушла.
– Она умница, учится в Барнарде. Хочет стать археологом. В Брин Мор мечтала поехать, но я не допустил этого: пусть займется чем-нибудь другим, а не копается в костях.
Леви не слушал. Все менялось слишком быстро. Когда-то он разразился бы цветистым приветствием такой девушке, а теперь и кивнуть не удосужился. Когда-то он задохнулся бы от восторга: ну как же, Бизенталь говорил о нем в своей семье! Теперь же он лишь потянулся к своей чашке и отпил кофе – горячая жидкость заполнила отверстия в зубах, ударила по оголенным нервам, Бэйб вскрикнул, дернулся, но все-таки поставил чашку на поднос, не пролив кофе. Закрыл зуб языком, пытаясь унять боль.
– Извините, – наконец пробормотал он.
– Так ты не скажешь мне, чем я могу тебе помочь? У тебя ведь какие-то неприятности...
– А я не говорил, что у меня неприятности, вообще ни про какие неприятности я не говорил.
Бизенталь поставил чашку на столик и принялся расхаживать по комнате.
– Ну полноте, сэр, мы с вами не маленькие, все понимаем, поэтому я склонен думать, что ты сделаешь мне такую милость и расскажешь о своей беде, коли уж разбудил в пять утра. Сам подумай: меня будит жена, ее разбудил ночной сторож, которого, надо полагать, ты стуком в дверь выдернул из сна. Что просят передать? Какой-то паренек, одетый только в пижаму, не может заплатить за такси – не окажу ли я содействие? Я интересуюсь, какое имя у
