комитеты, и я не слышал ни одного негативного комментария.
— В чем тогда проблема?
— Дело в БиДжей. Вот почему все так сложно. Понимаешь, БиДжей решила наложить вето на все новые финансовые обязательства бизнес-школы. Конечно, в первую очередь на назначение тенуры. Как оказалось, декан воевал с ней уже несколько месяцев, я ничего не знал. Дело дошло до того, что БиДжей пригрозила: если бизнес-школа подаст кандидатов на тенуру, она не только не утвердит их, но и потребует большого сокращения бюджета.
— Ты хочешь сказать, что мной пожертвовали ради политической борьбы? Что все, ради чего я работал, идет в никуда только из-за… драки за власть?
Он кивает.
— Похоже на это.
— Я как-то должен попасть к БиДжей, — говорю я. — Она — ключевая фигура.
— Это легко, — удивляет он меня. — По университетским правилам ты имеешь право потребовать встречи, и она должна тебя принять. Но чем это поможет? Все знают, какая она хладнокровная машина эффективности. Единственное, что ее волнует, — это университет.
— На это я и рассчитываю. Спасибо, Джим, — я ухожу, оставив его в легком недоумении.
Я знаю, что приношу университету пользу. Значит, должен быть способ, чтобы показать ей это. Только нужно найти этот способ.
И вот всего через три дня я в кабинете БиДжей. Она прочитала мне целую речь о трендах на рынке МВА. Как будто меня это интересует. Я понимаю, с какой каменной стеной я разговариваю, когда она бездушно говорит: «Извините, но когда делаешь омлет, приходится бить яйца».
Отлично. Теперь я яйцо. Разбитое яйцо, не меньше.
В конце концов, я понимаю, что мне не удастся заставить ее посмотреть на ситуацию моими глазами. Значит, я должен разговаривать с ней на ее языке.
— Что будет, если я найду еще студентов на программу МВА для руководителей?
От неожиданности она замолкает. Потом, подумав, без особого интереса спрашивает:
— И как вы планируете это сделать?
У меня пока нет никакого плана, но и терять мне тоже нечего.
— Я преподаю в программе курс по управлению проектами. Проекты — это то, где есть большие деньги.
Она не отвечает. Я принимаю это за приглашение продолжать.
— Это может вас удивить, но состояние знания в этой области просто ужасающее. Почти ни один проект не завершается в срок или в рамках бюджета. А если и завершается, то это потому, что изначальные технические спецификации были урезаны.
Она показывает, чтобы я продолжал.
— С моей группой мы существенно продвинулись в этом направлении. Обучение тому, как значительно улучшить управление проектами, представляет огромную ценность для любой отрасли.
— Для любой организации, — соглашается она. Воодушевленный, я продолжаю:
— Это ноу-хау настолько ценно, что я уверен, что смогу убедить компании послать своих менеджеров учиться, чтобы получить это знание.
Я определенно вызвал ее интерес.
— Я хочу услышать об этом поподробнее, — говорит она.
И я рассказываю. Я рассказываю ей о дилемме раннего старта против позднего старта — дилемме, которая угрожает сфокусированности. Я рассказываю об измерении прогресса проекта, который на самом деле ставит под угрозу действительный прогресс. Потом я рассказываю о подстраховке, которую мы так щедро закладываем в каждый элемент проекта и так неумно разбазариваем. Я говорю почти час. Она слушает. Даже задает вопросы. Я впечатлен тем, что она так быстро смогла уловить суть этих концепций.
Потом она говорит:
— Вы рассказали о проблемах в управление проектами. У вас есть для них решения?
Когда она слышит мой ответ, ее интерес падает. Похоже, я все потерял. С отчаянием я говорю:
— Я думаю, что смогу найти ответы. И я смогу найти десять новых студентов на программу МВА для руководителей.
Кажется, это не помогает.
Я пытаюсь воззвать к ее бизнес чувству.
— Их оплата за обучение значительно перекроет мою зарплату, — как можно убедительнее говорю я.
— Профессор Силвер, — мягко отвечает она, — десяти новых студентов будет недостаточно. Тенура дается навсегда. И нет гарантии, что вы сможете повторить это чудо. Если оно вам вообще удастся.
Я пытаюсь возражать. Она прерывает меня.
— То, что вы мне рассказали, интересно. Мы должны давать ценные знания. Иначе для программ МВА нет будущего. По моему мнению, то, чему мы сейчас обучаем в бизнес-школе, не представляет собой ценности. Я много слышу о шоке первого года, через который проходят наши выпускники, когда они заканчивают учебу и обнаруживают, что почти все, чему мы их учили, просто не применимо. Так что меня можно не убеждать в том, насколько важно обучать тому, как лучше управлять проектами. Вопрос в том, можете ли вы это сделать?
— Вы можете на меня положиться. Я это сделаю.
Откуда у меня взялась эта уверенность, я не знаю. Может быть, от отчаяния. У БиДжей, похоже, такое же мнение, потому что она говорит:
— На это уйдет значительно больше времени. А я должна следовать установленной политике.
— Я смогу это сделать.
Она смотрит на меня оценивающим взглядом.
— А вы достаточно практичны для этого? Ведь если вы не практичны, как вы сможете разработать практические решения этих проблем?
Я все еще пытаюсь найти, что сказать в ответ, когда она добавляет:
— Вот что я вам скажу. Слова это хорошо, но мне нужны доказательства. Докажите, что вы практичны. Найдите десять новых студентов на программу МВА для руководителей, и я дам вам еще год.
Я пытаюсь спорить, но с таким же успехом я мог разговаривать со стеной. Я ухожу, захлестываемый отвращением к университету и к себе. В академической среде преподаватель должен оцениваться по его умению преподавать и проводить исследовательскую работу, а не по умению продавать университет. Я заслужил, чтобы мне дали тенуру. Это был вердикт профессиональных комитетов. И вот теперь из меня сделали продавца. За что?
15
Мы сидим в маленьком классе: Джим, Джонни, Шарлен и я. На улице серо и холодно. В
