— И в седле держитесь, как мешок с… ну, в общем, как мешок, — продолжал капитан. — Словно чернокнижник какой. Или лекарь. Есть тут у нас один — помощник мэтра Каннабиса, так он алк… алхимией какой-то занимается, у него из палатки воняет так, что порой и мимо пройти страшно. Вонючка, одним словом.
Леон покосился на Берга, но тот сидел с отсутствующим видом, явно предпочитая не вмешиваться.
— А ведь я и по морде могу, — задумчиво произнес Леон, разглядывая капитана.
— Успокойтесь, амбассадор Леон, — примирительно произнес Эрмольд. — И ты, капитан, тоже. Им не придется ехать верхом. Амбассадоры поедут в повозке.
Капитан, казалось, не слышал.
— Говорю вам, они чернокнижники…
— Помилуй тебя Двое, — вновь возразил Эрмольд, — да разве чернокнижники так пьют?
Капитан подумал, почесал в затылке.
— И верно, — сказал он, — сколько я ни встречал лекаришку этого, он всегда трезвый, зараза.
Он помолчал, потом великодушно признал:
— А крепкое он хорошо гнать умеет.
— Ну и ладно, — миролюбиво произнес Эрмольд, — к чему воевать со своими… А забавно, что он вас за чернокнижников принял, верно, амбассадоры?
Леон кивнул — стоило лишь ему чуть двинуть головой, вокруг все поплыло, да еще почему-то в двойном экземпляре.
«Какую же дрянь они гонят, — подумал он, — вроде слабенькое, а с ног валит хуже гидролизата…»
Табурет под ним сделался подозрительно неустойчивым, он осторожно пошевелился, покрепче расставив ноги…
— Жаль, что я не позаботился прихватить с собой менестрелей, — сокрушенно сказал Эрмольд. — Сейчас бы в самый раз послушать что-нибудь этакое…
— Наш слуга был бродячим менестрелем до того, как мы его наняли, — вмешался Берг. — Если вам угодно…
— Охотно, — вежливо сказал Эрмольд. — Я, кажется, слышал про него. Способный юноша.
— Айльф! — заревел Берг, высовывая голову из-за полога.
— И чего орать? — недовольно произнес Айльф, поднимаясь на ноги. — А то я не слышу. Менестреля они послушать захотели, ишь ты… Сидят там, мясо жрут, а я тут кости глодай…
— Ладно-ладно, — примирительно произнес Берг, — не ворчи… будет тебе мясо.
— Вы бы попели на пустой желудок… — продолжал бормотать Айльф. Куртка у него на груди подозрительно оттопыривалась — там появилась выпуклость точь-в-точь с каравай местного хлеба.
— А это что? — спросил Берг.
— Где? — Айльф поглядел на него невинными глазами.
— Что-то ты опять спер…
— Вы меня петь просите? Или обыскивать будете? Потому что если обыскивать, то у меня еще дел много — вон конюх просил ему с лошадьми его светлости регента подсобить… Захромала его верховая… Потом…
— Ох, — устало сказал Берг, — да уймись ты…
Айльф усмехнулся и нырнул в палатку.
— А, — кивнул Эрмольд, — вспоминаю. Я, кажется, видел его при самых разнообразных обстоятельствах, этого вашего барда. Ну что ж, — он поудобней откинулся в кресле — единственном на всю палатку.
— Прошу…
— Давным-давно, еще когда отец нынешнего юного Автемара Мерсийского не встретился с матушкой юного Автемара, — затянул Айльф высоким, чистым голосом профессионального сказителя, — на границе Ретры и Солера стояли две деревни. Одна, значит, по одну сторону моста через Пенну — бурную реку, чьи воды тяжелы, как свинец, другая — по другую сторону этого самого моста. И невзлюбили солерцы мерсийцев, потому как те, кто ехал из Ретры в Солер, платили жителям мерсийской деревни пошлины за переправу через мост, и те, кто ехал из Солера в Ретру, — тоже, потому как так испокон веку было заведено меж Ретрой и Со-лером. И так враждовали они — что ни день, то стычки, что ни год, то смертоубийства, и случилось так, что встретились как-то юноша из солерской деревни, а девушка из мерсийской — и так полюбили друг друга, что жизни друг без друга не мыслили…
«Берг вроде пил наравне со мной, — думал Леон, — но так, по виду и не скажешь. Черт, у меня еще с института слабая голова на выпивку…»
— …а рядом, надо сказать, жил святой человек, отшельник, со зверьми лесными собеседник, вот и пошла к нему девица. «Ах, — сказала девица, — впору удавиться, я все отдать готова, но своего добиться…» Сказал тогда отшельник: «Хоть я обет нарушу, спасу я твою душу. Возьми вот эту склянку, три дня варил я травы из сердца сей дубравы, три дня варил, три ночи, они нездешней мочи, когда ты выпьешь хоть глоток, заснешь, и будет сон глубок, как смертный сон холодный… Обрядят твое юное тело в тонкое полотно, отнесут в священную рощу и оставят на ночь, проститься с белым светом… Тут-то ты и воспрянешь…»
«Что он такое несет, — тупо думал Леон, — где-то я уже это слышал…»
Капитан дружелюбно хлопнул его огромной лапищей по колену.
— Люблю я слушать всякие печальные истории, — сказал он, — так душу рвет, что прямо плакать хочется… Загрубели мы, парень, заматерели, а в молодости, помню…
Он подпер рукой подбородок и надолго задумался.
— …И увидя, что мертва любимая, он выхватил кинжал, тот самый, коим убил он ее брата любимого в честном поединке, и вонзил себе прямиком в сердце, и упал рядом с ней, бездыханный…
— Эй, Берг, — Леон ткнул напарника, чьи мысли явно витали где-то далеко, локтем в бок.
Берг неохотно вернулся к действительности:
—Да?
— Ты слышишь, что он рассказывает такое?
— А… — Берг прислушался, — да, везде одно и то же…
Он вздохнул и вновь погрузился в молчание.
Айльф тем временем довел свою печальную историю до логического конца, картинно раскланялся и замер. Эрмольд благосклонно кивнул.
— Накорми его, — велел он виночерпию. — И поднеси выпить. У него небось в глотке пересохло.
Айльф, сохраняя скорбную мину, величественно принял из рук виночерпия увесистый кубок и огромный кусок мяса, поклонился и удалился из палатки. Кубок он прихватил с собой.
Капитан вновь хлопнул Леона, на этот раз по плечу.
— Ты уж прости, — сказал он, — не понравился ты мне сначала. А теперь я вижу, славный ты малый.
— Ты тоже, — великодушно отозвался Леон. Он обернулся к Эрмольду. — П-подземелье, — выговорил он, еле ворочая непослушным языком, — у вас под стенами замка просто чудесное подземелье. Ступишь — и ты уже… з-за трите… девите… девять земель, и…
— Опять сказки, — вздохнул Эрмольд, — похоже, ваш менестрель на вас дурно влияет, амбассадор Леон.
— Но это…
— Ну разумеется-разумеется, — успокаивающе произнес Эрмольд, — это чистая правда…
И продолжил, обернувшись к Бергу:
— Оказывается, это заразно — держать у себя менестреля.
— Да уж, — неопределенно отозвался Берг, — ты бы лучше поел как следует, Леон, а то, знаешь…
…Когда они вышли из палатки, совсем стемнело. Роса была такой густой и холодной, что Леон на миг протрезвел, но потом окружающий мир вновь расплылся в какое-то неясное месиво цветных пятен; далекие костры плясали, точно обезумевшие танцоры, а вход в их с Бергом палатку почему-то оказался совсем не там, где ему полагалось находиться.
Почему-то обнаружилось, что Берг давно уже улегся спать: из угла, где располагалось его ложе,
