но и в этом неверном свете каменные стены казались солидными и надежными, как и положено каменным стенам.
— Что, опять за свое? — сказал он громко.
Его собственный голос показался ему слабым и беззащитным, да и сами они в этом пустынном царстве выглядели чуждыми и нелепыми — два куска живой плоти, до обидного уязвимой.
— Развлекаетесь? Веселитесь? — вновь крикнул он в пустоту. — Вот он я! Что ж, полюбуйтесь, если вам угодно.
И двинулся по коридору, уходившему во тьму, в перспективу. Айльф шел следом, крадучись, затаив дыхание — бесплотный призрак… Слишком длинный коридор — длиннее, чем весь замок, они находились где-то на уровне второго этажа и уже вышли за пределы городской стены, но перед ними все еще простирался одетый камнем узкий тоннель, он мог тянуться еще километры и километры, все так же, на уровне окон второго этажа, это ничего бы не изменило; в этом мире, так незаметно сопрягающемся с тем, который они только что покинули, не действовали привычные законы природы, в нем все было вывернуто наизнанку, все подогнано под нужды неведомых хозяев планеты.
— Веселитесь? — повторил он. Горло ему перехватило, он отчаянно закашлялся, потом вновь выкрикнул: — Ну, шут с вами, паскуды, любуйтесь! Я тоже беспомощен — такой же идиот, как все остальные. Все эти несчастные, которых вы кинули в эту чертову мясорубку…
— Думаете, они вам ответят, сударь? — тихонько спросил Айльф.
— Нет, — сказал Леон. Весь его пафос куда-то испарился. — Не думаю. Они вообще, знаешь ли… возможно, не способны к общению, во всяком случае в нашем понимании. Но слышат нас, это уж точно.
— И понимают?
— О да, — горько сказал Леон, — отлично понимают.
И грустно добавил:
— В этом-то вся беда.
Вокруг было уничтожающе тихо. Треск пожара, вопли возбужденной толпы, грохот падающих балок остались где-то в другом измерении, а они шли и шли по бесконечному коридору, и Леон сначала осторожно ощупывал каждую плиту перед собой, опасаясь ловушек, а потом перестал. Если они их пропустили сюда, зачем ставить ловушки?
— Хотите убить меня? — вновь крикнул он. — Да бога ради! Валяйте. Мне надоело, ясно? И чего я тут перед вами выплясываю? Ору тут, корчу из себя тень отца Гамлета. Вы ведь именно этого и добивались, да? Хватит с меня! Я больше не играю.
Он кричал, обращаясь к невидимым наблюдателям то на местном языке, то на универсальном, и не замечал этого.
«Одного я хочу, — думал он, — взглянуть им в глаза. Если они есть у них, эти глаза… Вы разучились жалеть, — мысленно спрашивал он, — или никогда не умели? Ведь они поклонялись вам как богам — пока вы позволяли. Пока не ушли в тень, не позволили им выдумать себе новую религию… Оставшись в их памяти нечистью, страшной сказкой… Что бы вы о них ни думали, чем бы их ни считали, их страдания — реальны, их боль — это настоящая боль… просто потому, что они ее чувствуют… способны чувствовать… Неужели вы не понимаете?»
Он вздохнул, покосился на Айльфа, который сосредоточенно ступал за ним след в след.
— Оставили бы вы их в покое, — Леон перешел на шепот, — а?
— Чего? — переспросил Айльф.
— Нет, — сказал Леон, — это я не тебе.
— Тоже нашли с кем разговаривать, — Айльф покрутил головой, оттянул воротник куртки, точно тот душил его.
— Да, — согласился Леон, — да, пожалуй. Усталость навалилась на него, не было смысла кричать, не было смысла просить. С чего он взял, что они вообще станут его слушать? То есть они, безусловно, слушали. Так, как он дома, на далекой, невероятно далекой, почти несуществующей Терре слушал, скажем, головидео…
Айльф, тот слушал. Тот понимал. Он поразмыслил.
— Теперь уж чего… скажи честно, когда мы наткнулись на тебя в трактире… это случайно получилось?
Тень былой ухмылки мелькнула на лице Айльфа.
— Случайности сами по себе редко когда случаются, сударь. В городе ходили слухи, что, мол, прибыли к нам послы из далекой страны Терры… А какая там страна Терра — Гунтр говорил, нет за морем никаких стран, мы, мол, одни в мире, и если кто-то придет издалека, то, скорее всего, из-за неба… из бездны меж звездами. Он полагал, миров во Вселенной что блох на собаке и везде люди живут. Где получше живут, где похуже… Когда-нибудь это должно кончиться, говорил он, нужно только выждать… и не ошибиться…
— Похоже, — заметил Леон, — мы оба с тобой ошиблись. Ты — потому что поверил в нас. А мы — потому что не поверили тебе.
— Что поделать, — философски сказал Айльф, — на то мы и люди, чтобы ошибаться.
— Да, — согласился Леон, — на то мы и люди… Что-то шевельнулось совсем рядом с ними — в гладкой, сплошной стене на глазах начал образовываться темный проем; воздух мерцал, и камень мерцал и растворялся, и наконец перед ними возникло еще одно отверстие — слепое, черное, и где-то там, в его глубине, вспыхивали и гасли искры и слышался тихий равномерный стук падающей воды… Словно само время по капле уходило в темноту.
— Сударь, — в ужасе прошептал Айльф.
— Не боись, — сказал Леон, — не тронут — раз мы еще живы. Выходит, зачем-то мы им нужны. Нас просто приглашают пройти, вот и все.
«Да, — подумал он, — вот и все. Каков бы ни был конец этой непонятной игры, это последняя ее сцена. Занавес». Он даже испытывал какую-то странную благодарность, что ему дали досмотреть все до конца.
— Вы совсем их не боитесь, сударь? — удивленно спросил Айльф.
— Не знаю, — Леон покачал головой, — они для этого слишком… слишком всемогущи, что ли. Как можно бояться, скажем, вечности? Это бессмысленно.
— Значит, — тихо заключил Айльф, — с ними ничего нельзя сделать.
— Мы можем узнать о них больше, а это уже кое-что, — возразил Леон, — а потом… Разве у нас есть выбор?
Он слегка подтолкнул юношу к этой так услужливо распахнувшейся двери.
— Мы здесь, — громко сказал он. И вдруг ахнул, увидев, что окружает его. Он ожидал чего угодно, но только не этого.
Эрмольд кивнул и сдвинул ладони, давая сигнал к поединку. Этого было достаточно — Ансард заревел, сорвался с места и, подняв меч над головой, кинулся на Берга. Тот выставил топор перед собой — скорее защищаясь, чем пытаясь перейти в ответное наступление.
Тяжелый меч сверкнул в воздухе, и топор загудел, приняв удар такой силы, что оружие чуть не вывернулось из рук Берга. Он отступил на шаг и в сторону — Ансард пронесся мимо него, пролетел по инерции несколько шагов, остановился, обернулся и вновь бросился на противника.
Берг перехватил рукоятку — она послушно легла в ладонь — и, вместо того чтобы вновь отступить, давая Ансарду возможность размахнуться, поднырнул под меч, одновременно поддев противника ногой под щиколотку. Ансард зашатался, острие меча со свистом вонзилось в пол, выбивая из каменных плит сверкающее крошево.
Тело само вспоминало полученные когда-то на тренировках навыки. Исиро, маленький японец, гонявший их по плацу до потемнения в глазах, — как же тогда они все на него злились…
— Эрмольд! — вновь крикнул он, одновременно пытаясь обрести утерянное равновесие. — Остановите… это же безумие!
И пожалел об этом — Эрмольд лишь молча пожал плечами, а Берг сорвал себе дыхание и, когда Ансард вновь кинулся на него, еле успел увернуться — сталь чиркнула у него по плечу. Он даже не ощутил боли, лишь почувствовал, как что-то горячее, липкое просачивается сквозь рукав. Ткань почему-то сразу стала
