командовал:
– Васька, куда полез? Игорь, ближе к берегу! «Какова дисциплинка!» – поразился Георгий Николаевич.
Он вспомнил, что Миша является физруком туристского отряда, и с интересом продолжал смотреть. Тут физрук свистнул и скомандовал:
– Девочки, приготовиться!
Девочки в разноцветных купальниках, голоногие, стройные, в пестрых резиновых шапочках, тотчас же встали рядком. Георгий Николаевич поискал глазами Галю, ту, что у них ночевала, но ее не было.
Миша засвистел еще пронзительнее. Мальчики неохотно послушались и один за другим вылезли на берег.
– Девочки – в воду! – скомандовал физрук.
Все они с криками прыгнули в реку, забарахтались, завизжали, забрызгались.
Георгий Николаевич потихоньку приблизился к Мише.
Бдительный физрук не видел его. Он стоял нагнувшись, оттопырив верхнюю губу и не отрываясь следил за резиновыми шапочками, мелькавшими в сверкающих на солнце брызгах.
Георгий Николаевич шагнул к нему и скороговоркой проговорил:
– Послушай, я был в городе. Петру Владимировичу сделали операцию. Он скоро поправится.
Миша тут же обернулся, расширил свои и без того круглые черные глаза.
– Правда, правда?
– Ну конечно. Через неделю его выпишут.
Тут Миша засунул два пальца в рот и так свистнул, что совсем оглушил Георгия Николаевича.
– Да перестань же, Соловей-разбойник! – закричал тот и, закрыв уши ладонями, пошел от ребят вдоль берега.
Разноцветные девочки выскочили из воды, окружили Мишу; к ним присоединились мальчики. И Миша, размахивая голыми руками, начал рассказывать.
Все запрыгали, радостно закричали и тут же помчались догонять Георгия Николаевича.
И он снова рассказал, уже подробнее, как ездил в город узнавать о здоровье Петра Владимировича.
Конечно, все пожелали идти на свидание с любимым воспитателем, идти сегодня же после обеда. Нет, долго дожидаться. Идти теперь же, немедленно! Так им хотелось его видеть.
– Ребята, должен вас огорчить, – сказал Георгий Николаевич.
И он объяснил, что в городских больницах из-за гриппа сейчас карантин, значит, свидания категорически запрещены. И никакую передачу для больного, только что перенесшего операцию, конечно, не примут.
Словом, он сумел доказать ребятам, что идти в город в течение ближайших трех дней не было никакого смысла.
У всех потускнели и вытянулись лица.
– У-у-у, выдумают всякое!.. Вот еще какие порядки!.. Безобразие! – ворчали и негодовали многие.
Тут длиннолицая Галя, командирша отряда, выступила вперед и сказала:
– Спокойствие! Спокойствие! Через пять минут созывается заседание штаба похода.
И тотчас же все подтянулись, присмирели, сдерживая чувства.
Галя повернулась к Георгию Николаевичу.
– Благодарим вас за вашу заботу о нашем любимом начальнике похода, – произнесла она.
Георгий Николаевич понял, что выслушал сейчас очень вежливый намек: – дескать, спасибо вам за ваше внимание, но теперь вы свободны, на заседание штаба вас не приглашаем.
А собственно говоря, зачем ему сейчас оставаться на какое-то заседание штаба? Дисциплина у них, как выразился Миша, – во! В этом он успел убедиться дважды: как блестяще мальчик проводил купание и как быстро Галя-командирша затушила ребячий ропот. С утра Георгий Николаевич вместо творческой работы ездил в город – надо же теперь наверстать потерянные часы. Вот почему сейчас его больше всего тянуло в любимую светелочку.
– До сви-да-ни-я! Спа-си-бо! – провожали его звонкие голоса.
Он начал подниматься в гору, как вдруг услышал за собой топот ног. Догонял Миша в своих красных плавках. Его горящее лицо, его черные глаза выражали крайнее возбуждение.
– Товарищ писатель, можно вас на минутку?
Георгий Николаевич живо обернулся, ласково обнял мальчика:
– Ну, чего тебе?
– Пожалуйста, приходите к нам сегодня вечером, – попросил Миша. – Штаб похода будет судить Галю. Вы как свидетель. Очень вас прошу: защитите ее.
– Галю судить? Вашего командира отряда? – поразился Георгий Николаевич.
– Да нет, не эту длиннолицую верблюдицу, а ту беленькую, кудрявенькую. Ну какая у вас ночевала.
– За что же ее судить?
Миша опять расширил свои глаза-смородины и красноречивым шепотом объяснил:
– За измену дружбе. Вот за то, что она у вас ночевала да еще шоколадки лопала.
– А где сейчас ваша Галя-кудрявая?
– Под домашним арестом в палатке сидит.
– Это еще что за новости!
– Так штаб решил еще утром.
– Что это вы больно часто заседаете? Утром заседали, сейчас опять, а вечером снова? – удивился Георгий Николаевич.
– Дисциплину надо поддерживать, – ответил Миша.
Георгий Николаевич забеспокоился: это еще что за домашний арест? Может, зайти проведать наказанную девчонку? Но он уже размечтался, как сейчас укроется в своей светелочке, как возьмет авторучку…
«Нет-нет, не пойду… Еще слезы, а чего доброго, еще истерика, – сказал он самому себе. – Только расстроюсь и время зря потеряю».
– Так придете к нам вечером? – повторил свой вопрос Миша.
– Я вечером занят, лучше приду после обеда.
– Нет-нет, после обеда не надо, – настаивал Миша. – А вечером, пожалуйста, приходите.
В тот вечер Георгий Николаевич собирался читать Настасье Петровне две последние главы своей новой исторической повести и совсем не хотел откладывать чтение. Жена была его лучшей советчицей, а с этими главами у него никак не ладилось. Но чтобы отвязаться от Миши, он сказал:
– Хорошо, может быть, приду.
– Так пожалуйста, приходите, – еще раз попросил Миша и побежал к своим.
До обеда оставалось два часа. И Георгий Николаевич с папкой в руках отправился в свою светелочку.
Ему надо было успеть проверить те две главы, внести последние исправления, выполоть лишние словечки. Он начал читать рукопись, но понял, что читает невнимательно – шепчет, шепчет фразы, а сам думает: «А как там у них?.. А что это за суд над девочкой?»
В тех двух главах описывалось, как в двенадцатом столетии жил на Руси знаменитый князь Андрей Боголюбский – повелитель Владимирский, Суздальский, Ростовский и других городов и земель северо- востока Руси.
Захотелось ему прославить имя свое, и позвал он зодчих и строителей, как говорит летопись, «со всех земель».
Повелел он строить во Владимире на высоком берегу Клязьмы сразу два белокаменных храма и окружить город рубленой деревянной стеной с белокаменными надвратными башнями. Сам он поселился в недальнем селе Боголюбове, где на холме над Клязьмой повелел строить еще один храм из белого камня, а рядом белокаменный дворец и опоясать тот холм белокаменной стеной.
Сказал про Андрея летописец: «Створи град камен».
В стародавние времена зодчих звали «хитрецами». Георгию Николаевичу очень нравилось такое название искусных мастеров, которые умели воздвигать здания необыкновенной красоты и стройности.
