которого расположен теперь заповедник Аскания-Нова. Это была превосходная яхта, построенная англичанами в 1910 году по проекту знаменитого Мильнса – лучшего конструктора яхт. Участвуя во всемирных гонках, восемь раз была первой и дважды – второй. На этой яхте Сергей Королев не раз ходил в море, а при хорошем ветре «Маяна» добегала до Николаева, Херсона, до самых крымских берегов. Через два года, уже в Киеве, снедаемый черной завистью к тем, кто отправлялся в Коктебель на планерные соревнования, Сергей вспоминал эти походы: «Эх, вот бы сейчас „Маяну“...»
Удивительно, но эта яхта пережила своего тогда такого молоденького матроса и плавала еще много лет после его смерти...
Здание стройпрофшколы в Одессе, где учился С.П. Королев
Яхты «Мираж» и «Маяна»
5
Настоящее всегда чревато будущим.
Не одни яхты ожили в порту. Словно просыпался шумный, веселый великан, давший жизнь этому городу-баловню в семье русских городов, городу, который все любят. Зазвенели у ворот порта таможенные весы, запыхтели окутанные зыбкими облачками пара краны на Платоновском молу, замелькали белые «голландки» грузчиков. Сергея в порту знали, да и он уже знал всю эту пеструю публику: Мишка Слон, Васька Пулемет, Миша Верблюд, Дикарь – у грузчиков обязательно прозвище, фамилии мало кому были известны. Работы у них было еще немного, но уже появились первые «торгаши» компании «Экспорт-Лайну», уже заблестели, заиграли на серых одесских пирсах яркой позабытой краской первые новенькие «фордзоны», сеялки, веялки, бороны, косилки, а в пустые трюмы шел скот, грузили хлеб, горох. В этом живом, быстром, забитом до отказа звуками и запахами мире был у Сергея Королева свой уголок, куда тянуло его постоянно: Хлебная гавань.
Гавань была довольно далеко от Платоновского мола, но все-таки именно сюда тащил Сергей своих друзей купаться и загорать. Тут ныряли, в брызгах и пене гонялись взапуски, «на счет» пересиживали друг друга под водой, а потом продрогшие, посиневшие, в гусиной коже, втянув тощие животы, прижав к груди колени, обсыхали на черном теплом железе наполовину затопленной землечерпалки. Жорка Калашников и Котька Беренс опять поднимали громкий обезьяний спор о гимнастике, о подготовке к очередным состязаниям в «Соколе». Йоффик с Толиком Загоровским хихикали над душеспасительными тирадами Темцуника, вышучивали Александрова, со всей жестокостью юности судили очередное похмелье Бортневского, снисходительно сплетничали о девчонках. Этот железный островок был маленьким мальчишеским салоном. Сергей Королев был собеседником весьма пассивным и редко встревал во все эти споры-пересуды. И вовсе не потому, что ему было наплевать на дела в «Соколе» – он тоже занимался там гимнастикой и боксом. И с Темцуником у него были нелады. И к девчонкам – во всяком случае к одной – он не был равнодушен. Просто здесь его интересовало другое: в Хлебной гавани, неподалеку от мельницы Вайнштейна, за колючей проволокой базировался 3-й отряд гидроавиации Черноморского флота – ГИДРО- 3.
Конечно, не сейчас заприметил он летающие лодки. Сергей следил за ними давно, едва появились они здесь в 1921 году. И давно задумывался над тем, как устроена эта громкая на слух и хрупкая на вид машина. Ведь она непохожа на змеев, которых он запускал с мола. Сколько наклеил он этих змеев! Тогда ему казалось: можно сделать такой змей, что он поднимет человека. Однажды он даже попросил у мамы две новые простыни: хотел привязать их к рукам и ногам и прыгнуть с высокой кирпичной трубы. Разбился бы наверняка... Змей – это чепуха. Главное – мотор, воздушный винт, как у Уточкина, который летал в Нежине...
Все сильнее и сильнее, как магнит, притягивал к себе Сергея Королева ГИДРО-3.
Под звонким этим названием скрывались восемь самолетов: шесть основных и два запасных, – восемь донельзя заезженных, латаных и перелатаных фанерных бипланчиков М-9 конструкции Григоровича.
Гидросамолет этот, испытанный в Баку еще в 1916 году, был для своего времени чрезвычайно удачным. Он отличался надежностью в воздухе, хорошей мореходностью, не боялся даже полуметровой волны, был прост в управлении и универсален в работе. «Морская девятка» – это и разведчик, и патрульный, и бомбардировщик, если требовалось. У стареньких одесских «девяток» была героическая история, они воевали с Врангелем, сражались на Днепре, а их командир, Александр Васильевич Шляпников, участвовал даже в штурме Зимнего дворца. «Девятки» были очень старенькими.
Сергей не знал об этом. Гидросамолеты были для него чудом, сказочным порождением двух бескрайних стихий – неба и моря. Сколько раз, сидя на ржавом боку землечерпалки, следил он, не отрывая глаз, как медленно и осторожно, с какой-то нежной одушевленностью выкатывалась из ангара тележка с гидросамолетом, как загорелые парни в тельняшках подхватывали его за борта и влекли к морю по деревянному настилу, осторожно опускали в воду. И вот уже летающая лодка плавно закачалась, задвигалась, словно ей не терпелось уйти поскорее туда, за волнорез, где начиналась ее дорога в небо. Поплавки на концах крыльев на секунду уходили в воду, но тут же упрямо выступали вновь, умытые, блестящие. Сверху гидросамолеты были сине-зеленые, под цвет морской волны, а снизу – ярко-желтые, так что даже в пасмурные дни бежали по воде от их крыльев солнечные блики.
«Девятки» носились по морю быстрее «Маяны», но ведь они могли еще и летать! Оттуда, из-за волнореза, они видели не только лестницу, бронзового Дюка, блестящие за зеленью бульвара окна «Лондонской», но и все, что было за лестницей, за спиной Дюка и тесными дворами «Лондонской», – весь город! Полететь на гидросамолете – это стало для Сергея манией, мукой, навязчивой идеей. Он не видел никаких путей к ее осуществлению. Он просто ходил в Хлебную гавань, сидел, смотрел и ждал случая проникнуть за заветный проволочный забор. Иногда он подплывал к деревянному настилу и пытался робко и неумело завязать разговор с теми счастливцами, которые жили за проволокой. Чаще всего его гнал часовой, и он опять сидел на землечерпалке в тоске и обиде на весь шар земной.
Но постепенно к нему привыкли, а может быть, увидели его страстное любопытство, незаметно наступило то самое неопределенное состояние, когда он почувствовал, что «втерся в доверие». И наконец, однажды он вступил на обетованную землю отряда гидроавиации.
Американский поэт и критик XIX века Генри Теодор Такермэн обронил однажды фразу, имеющую прямое отношение к герою этой книги: «Национальный энтузиазм – великая колыбель гения». Надо сказать, что существовало еще одно немаловажное обстоятельство, которое, с одной стороны, усиливало интерес юного Королева к «морским девяткам», а с другой – облегчало ему задачу проникновения в ГИДРО-3. Обстоятельство всесоюзного, если хотите даже международного, масштаба.
Постоянно ищущий популярности – особенно среди молодежи – Троцкий выступил с идеей организации Общества друзей Воздушного флота (ОДВФ) и санкционировал появление гигантской пропагандистской волны в печати. Лозунг «Даешь крылья!» был в 1923-м главным лозунгом года. За 12 месяцев число членов общества выросло с. 16 тысяч до 1 022 000 человек. Ячейки ОДВФ создавались всюду, даже при советских посольствах за границей. Как на дрожжах росли аэроклубы, аэрокурсы, аэрокружки, аэровыставки, аэроуголки. Не было города, где не собирались бы средства на постройку самолетов и планеров, да и строили их тоже почти в каждом городе. Рабкоры отчисляли процент гонорара на строительство аэроплана «Рабкор», профсоюз химиков закладывал дирижабль «Красный химик-резинщик». В деревнях катали перепуганных крестьян на агитсамолетах, по ярмаркам разъезжали аэроагитстенды, в клубах разыгрывались «аэроинсценировки», создавались аэробиблиотечки. Число членов ОДВФ намечено было довести к лету 1925 года до трех миллионов человек. О том, какое значение придавалось новому обществу, можно судить хотя бы по тому, что в Совет ОДВФ были избраны почти все крупные деятели партии и государства: Бубнов, Ворошилов, Калинин, Каменев, Микоян, Орджоникидзе, Подвойский, Рыков, Сталин, Троцкий, Фрунзе, Чубарь, Эйхе, Якир.
Безусловно, кое-где на местах, как говорится, переборщили, были и показуха, и рапорты ради рапортов, и фантастические проекты аэропланов, которые «действуют посредством наэлектризованного песка», – над ними иронизировал Андрей Платонов в своем «Городе Градове», короче говоря, было все то, что возникает от избытка администрирования с одной стороны, и невежественной сверхинициативы – с другой. Известный уже тогда конструктор и летчик Сергей Владимирович Ильюшин с горечью писал, что авиационные кружки
