— Это был просто зевок! Впрочем, играете вы неплохо.
Он с достоинством удалился. Поздоровавшись, я предложил:
— Сыграем?
Когда-то я занял второе место в турнире. Правда, турнир был в школе, но тем не менее я считал себя приличным шахматистом. Уверенно и небрежно я разыграл дебют, а после того, как моя противница внезапно рокировалась в другую сторону, уже не сомневался в победе. Она бесстрашно вскрыла королевский фланг и повела вперед пешки. Усмехаясь про себя, я осторожно группировал фигуры и ждал, когда ее атака захлебнется. Но после того как она вдруг пожертвовала слона за пешку, я призадумался. Моя позиция только казалась неприступной. Через три-четыре хода пешки черных неизбежно должны были прорваться на первую горизонталь…
Я беспомощно глядел на доску. Девушка откинулась на спинку стула. Я заметил, что она скучает.
— Сдаюсь, — сказал я, так и не взяв черного слона. Это было своеобразным шиком. Слабый игрок не заметил бы расставленной западни.
Вторая партия после долгой и упорной борьбы также закончилась моим поражением.
— Благодарю вас, — сказала девушка и встала.
— Еще партию?
— Нет, мне пора.
Она ушла. Я даже не успел узнать, как ее зовут.
Следующий день был последним днем моего пребывания в Ялте.
Утро было таким радостным и сияющим, что думать об отъезде не хотелось. Теплый ветер, дувший с моря, еле шевелил листья акации, росшей под моим окном. С пляжа доносились гулкие удары по волейбольному мячу и азартные крики играющих.
Я вышел на балкон и сразу увидел вчерашнюю противницу. В купальнике и голубой шапочке, тонкая и стройная, она приподнималась на цыпочки и била по мячу с той же ленивой и спокойной грацией, с какой входила в море и переставляла на доске шахматные фигуры.
Несколько минут я любовался ею, потом вернулся в комнату и принялся укладывать в чемодан вещи. «Завтра я уезжаю, что мне до нее?» — подумал я. Тем не менее через несколько минут я был на пляже. Узнав меня, она улыбнулась и махнула рукой.
В ней следа не было той холодной надменности, которая задела меня вчера. Я встал в круг, и через минуту мне уже казалось, что я давным-давно знаком и с нею и с остальными своими партнерами.
Наигравшись вдосталь, мы дружно кинулись в ледяную, обжигающую, как кипяток, воду. Я догнал девушку и, плывя с нею рядом, спросил, как ее зовут.
— Маша, — ответила она и, засмеявшись, брызнула водой мне в лицо.
Но когда я, одевшись, пригласил ее в кино, она отказалась так резко, что я растерялся. Однако через минуту Маша как ни в чем не бывало заговорила со мной о шахматах. Ее лицо снова стало приветливым.
— Вы будете сегодня в павильоне? — спросил я.
— Да.
— Не обманете?
Маша удивленно подняла черные брови.
Но она не пришла. Напрасно прождал я целый час. Я два раза прошелся по набережной в надежде встретить ее, но она, видимо, забыла о своем обещании.
Возвращаясь в дом отдыха, я зашел на почту, чтобы купить газету, и внезапно увидел Машу. Задумавшись, она сидела на скамейке. Ее тонкие смуглые руки бессильно лежали на коленях. Что-то грустное было в ее позе, в склоненной набок голове, в сжатых губах, в рассеянном взгляде.
Подойду к ней, я спросил:
— Почему вы обманули?
Она медленно подняла на меня глаза. В них блестнули слезы.
— Простите, — тихо сказал я. — Что-нибудь случилось?
— Да, — просто ответила Маша.
— Может быть, я смогу вам помочь?
Она покачала головой. Нужно было уйти. Но что-то помешало мне это сделать. Сознавая, что поведение мое нельзя назвать иначе, как бестактным, я продолжал донимать ее вопросами:
— Это очень большая неприятность?
— Я должна завтра быть в Москве, — устало ответила Маша. — Я получила телеграмму… А в кассе аэропорта нет билетов. Вот и все.
— И вы послали телеграмму, что не приедете? — догадался я.
— Что же оставалось делать?
— Возможно, ее еще не отправили! Пойдемте скорей! — Я схватил Машу за руку и потащил на почту. Она покорно пошла за мной.
— Как ваша фамилия? — спросил я, когда мы подбежали к окошку.
— Сапожникова.
Ее телеграмма еще лежала на столе у приемщицы.
— Сразу думать надо! — сурово сказала девушка в форменном кителе, возвращая приготовленный к отправке бланк. Я вручил его Маше и, не выпуская ее руки, вышел на улицу.
— Что же дальше? — спросила она.
Я достал из кармана свой билет на самолет и протянул ей.
— А как же вы сами?
— Полечу в субботу. Или в понедельник, какая разница! Обо мне не беспокойтесь.
Глаза ее повеселели.
— Спасибо!
— Пойдемте скорей в кассу.
Оформление билета на ее имя заняло немного времени. Маша отдала мне деньги, и мы вышли из агентства.
Мы медленно шли по набережной. С каждой минутой я все больше робел. Пока нужно было хлопотать, я не думал, как все это выглядит со стороны. Теперь я был уверен, что Маша смотрит на меня с иронией. «Неплохой способ завести знакомство, — думает она. — Предприимчивый молодой человек».
Мне очень хотелось пригласить ее куда-нибудь — в кино или в кафе, — но я не решался: ведь она не смогла бы отказаться, даже не испытывая желания со мной идти…
— Вы очень спешите? — спросил я, когда молчание стало неловким.
— Нет…
— Поужинаем вместе?
Она бросила на меня короткий взгляд и тотчас опустила глаза. Так и есть, что я наделал! Взгляд ее был явно насмешливым.
— Можно еще сыграть в шахматы, — попытался я исправить ошибку.
— Нет, лучше уж поужинать. Я хочу есть, — ответила она спокойно.
Зашли в ресторан «Южный». Толстый скрипач-венгр и пожилой гитарист с жалобными слезящимися глазами, отчаянно фальшивя, играли «Каррамбу». Зал был почти пуст.
— Может, выпьем шампанского?
— Пожалуй… Я замерзла.
— Тогда уж рюмку коньяку…
Маша не ответила, и я умолк с безнадежным видом. Я никак не мог вести себя с ней просто и свободно. В голову почему-то лезли самые банальные и плоские фразы. Разговор не клеился. Маша была вежлива, и только. Я ее совершенно не интересовал. Выпив бокал шампанского, она спросила:
— Разве вам не нужно на работу? Вы можете пробыть здесь столько, сколько захотите?
Я объяснил, какая у меня работа.
— Вы журналист! — сказала Маша с уважением. — Какая интересная профессия! О чем же вы пишете?
— Только что, например, написал о подпольщиках Прибельска. Замечательные были люди! Впрочем, не
