голосом:
— Спросите у моего агента. Есть вероятие, что он располагает нужными вам сведениями.
— Ответьте мне хотя бы на такой вопрос, — сказал Ангел еще более учтиво. — Как вы пишете ваши книги? Ведь это, должно быть, упоительно вызывать из небытия образы, созданные вашим воображением. Вы дожидаетесь вдохновения свыше?
— Нет, — отвечал писатель. — Я… нет! Я… э-э-э… — и он закончил веско: — Я каждое утро сажусь за стол.
Ангел возвел глаза к небу и, повернувшись к гиду, сказал шепотом, чтобы не проявить невоспитанности:
— Он каждое утро садится за стол! Господи, как это хорошо для коммерции!
VI
— Здесь, сэр, мы можем получить стакан сухого хереса и сухой сандвич с ветчиной, — сказал гид, — а на десерт — запах пергамента и бананов. Затем мы пройдем в зал номер сорок пять, где я вам покажу, как основательно изменилось наше судопроизводство за то недолгое время, что прошло после Великой Заварухи.
— Неужели закон в самом деле изменился? — сказал Ангел, с усилием отпилив зубами кусок ветчины. — А я думал, он не подвержен переменам. Какого же характера дело там будет разбираться?
— Я счел за благо выбрать дело о разводе, сэр, чтобы вы не уснули под воздействием озонированного воздуха и судейского красноречия.
— Ах так? — сказал Ангел. — Ну что ж, я готов.
Зал суда был переполнен, они с трудом нашли свободные места, и какая-то дама тут же уселась на левое крыло Ангела.
— Такие процессы всегда собирают много публики, — шепнул гид. — Не то что когда вы были здесь в девятьсот десятом году!
Ангел огляделся по сторонам.
— Скажите, — спросил он вполголоса, — который из этих седовласых судья?
— Вон тот, в круглом паричке, сэр. А там, левее, присяжные, — добавил гид, указывая на двенадцать джентльменов, расположившихся в два ряда.
— Каковы они в личной жизни? — спросил Ангел.
— Думаю, что отнюдь не безупречны, — улыбнулся гид. — Но, как вы скоро убедитесь, по их словам и поведению этого не скажешь. Это присяжные первого класса, — добавил он, — они платят подоходный налог, так что их суждения в вопросах нравственности очень и очень ценны.
— Лица у них умные, — сказал Ангел. — А где прокурор?
— Что вы, сэр! — с живостью воскликнул гид. — Это ведь гражданское дело. Вон истица — та, у которой глаза в трауре, а губы чуть подкрашены, в черной шляпе с эгреткой, с ниткой жемчуга и в скромном, но сшитом по моде черном костюме.
— Вижу, — сказал Ангел. — Интересная женщина. Она выиграет дело?
— Мы это так не называем, сэр. Ибо, дело это, как вам, вероятно, известно, печального свойства: рушится семейный очаг. Постановление о разводе не доставит ей радости, так я, по крайней мере, предполагаю. Впрочем, при ее внешности, еще сомнительно, утвердит ли его Королевский проктор.
— Королевский проктор? Это еще что такое?
— А это такой небесный консерватор, по должности своей воссоединяющий тех, кого человек разлучил.
— Я что-то не понимаю, — сказал Ангел раздраженно.
— Видимо, я должен разъяснить вам, — зашептал гид, — в каком духе наше правосудие подходит к таким делам. Вы, конечно, знаете, что назначение нашего закона — карать преступника. Поэтому он требует от невиновной стороны, каковой в данном случае является эта леди, сугубой невиновности не только до того, как она получит развод, но и еще в течение шести месяцев после этого.
— Вот как? — сказал Ангел. — А где виновная сторона?
— Вероятно, на юге Франции, вместе с новым предметом своей привязанности. Их место — под солнцем, ее — в зале суда.
— Вот чудеса! — сказал Ангел. — Ей так больше нравится?
— Есть женщины, — сказал гид, — которые с удовольствием появляются где угодно, лишь бы их могли увидеть в красивой шляпе. Но большинство предпочло бы провалиться сквозь землю.
— Эта, на мой взгляд, на редкость привлекательна, — живо отозвался Ангел. — Я бы не хотел, чтобы она провалилась сквозь землю.
— Независимо от привлекательности, — продолжал гид, — они, если хотят освободиться от обидевшего их лица, принуждены выставлять свое сердце на всеобщее обозрение. Это необходимо для того, чтобы покарать обидчика.
— Какая же кара его ожидает? — спросил Ангел простодушно.
— Он получит свободу, а также право наслаждаться жизнью на солнышке со своей новой подругой до тех пор, пока не сможет вступить с нею в законный брак.
— Для меня тут какая-то загадка, — едва слышно произнес Ангел. — Не это ли называется свалить с больной головы на здоровую?
— Что вы, сэр! Закон никогда не допустит такой ошибки. Вы судите односторонне, а это не годится. Эта леди — верная, жестоко обиженная жена (будем, во всяком случае, надеяться, что так), которой наш закон обеспечивает защиту и помощь, однако в то же время она, в глазах закона, заслуживает известного порицания за то, что пожелала прибегнуть к этой защите и помощи. Ибо, хотя закон теперь чисто государственное дело и не имеет никакого отношения к церкви, он втайне все еще придерживается религиозного правила «вступил в брак — и крышка» и считает, что, какому бы небрежному или жестокому обращению ни подвергалась замужняя женщина, ей все же не следует желать свободы.
— Ей? — переспросил Ангел. — А мужчина разве никогда не желает свободы?
— Что вы, сэр! Очень даже часто.
Но мужчину ваш закон не считает за это достойным порицания?
В теории, может быть, и считает, но тут есть одно тонкое различие. Как вы можете убедиться, сэр, правосудие отправляют исключительно лица мужского пола, а они просто не могут не верить в божественное право мужчин на более легкую жизнь, чем у женщин; и хотя они этого не говорят, но, понятно, считают, что муж, обиженный женой, пострадал больше, чем жена, обиженная мужем.
— В этом кое-что есть, — сказал Ангел. — Но скажите, как действует этот оракул — на всякий случай не мешает знать!
— Вы имеете в виду необходимую процедуру, сэр? Сейчас я вам ее разъясню. Такие дела бывают двух категорий: обозначим их для удобства «ажур» и «уловка». Так вот, в случаях «ажур» истице достаточно получить от супруга синяк под глазом и заплатить сыщикам, чтобы они установили, что он водит слишком тесную дружбу с другой женщиной; мужчине же даже не нужен подбитый глаз — он просто платит сыщикам за то, чтобы они добыли ему те же необходимые сведения.
— Почему такая разница?
— Потому что, — отвечал гид, — женщины — слабый пол, а значит, надо, чтобы им было труднее.
— Но ведь англичане славятся своим рыцарством?
— Совершенно верно, сэр.
— Так как же… — начал Ангел.
— Когда эти условия выполнены, — перебил его гид, — можно вчинить иск о разводе, причем другая сторона либо защищается, либо нет. Что касается дел категории «уловка», в которых истицей всегда выступает жена, то разобраться в них труднее, прежде всего потому, что они, в свою очередь, подразделяются на «уловку простую» и «уловку сложную». Первая — это когда жена не может уговорить
