нашей чести!
— Гм!.. — проворчал Стенли. — Все это прекрасно, но чем больше им даешь, тем больше они требуют, и конца этому не видно.
Феликс оглядел комнату, где в самом деле человек забывал обо всем, кроме своей бренной плоти.
— Черт возьми, а я еще не видел даже начала! Но если ты будешь давать нехотя или с назиданием, словно малым детям, на что ты можешь рассчитывать? А если даешь от душевной щедрости, то твой дар так и будет принят.
И вдруг, почувствовав, что уже дает советы, Феликс опустил глаза и добавил:
— Пойду-ка я в свою чистую, теплую постель. Спокойной ночи, старина!
Когда брат взял свой подсвечник и удалился, Стенли, неопределенно хмыкнув, опустился на диван, как следует отхлебнул из стакана и снова принялся за свое «Обозрение».
Глава VII
На следующий день автомобиль Стенли с Феликсом и запиской от Клары быстро понесся в Джойфилдс по обрамленным травой дорогам. Откинувшись на мягкие подушки и чувствуя, как теплый ветерок овевает его лицо, Феликс с наслаждением созерцал свои любимые пейзажи. Право же, эта зелень, деревья, пятнистые ленивые коровы выглядят удивительно красивыми, и даже отсутствие человека было ему приятно.
Неподалеку от Джойфилдса он увидел парк Маллорингов и их длинный дом восемнадцатого века, заботливо обращенный фасадом к югу. Затем показался деревенский пруд, если можно было говорить тут о деревне, и в нем, разумеется, плавали утки; дальше стояли рядом три домика. Феликс их прекрасно помнил: они были чистенькие, аккуратные, крытые соломой и явно подновленные. Из дверей одного из них вышли двое молодых людей и повернули в ту же сторону, что и автомобиль. Феликс проехал мимо и, оглянувшись, посмотрел на них повнимательнее. Ну да, это они! Он попросил шофера остановиться. Те двое шли, глядя прямо перед собой и хмурясь. И Феликс подумал: «Ни капли сходства с Тодом в обоих: чистокровные кельты!»
Живое, открытое лицо девушки, вьющиеся каштановые растрепанные волосы, яркий румянец на щеках, пухлые губы; глаза, чем-то похожие на глаза скайтерьера, выглядывающие из-под косматой шерсти, — весь ее облик показался Феликсу даже несколько пугающе энергичным; да и шагала она так, будто презирала землю, которую попирали ее ноги. Внешность юноши была еще более разительной. Какое странное смугло-бледное лицо, черные волосы (он был без шляпы), прямые черные брови — горделивый, тонкогубый, прямоносый молодой дьявол с глазами лебедя и походкой настоящего горца, но и чуть-чуть еще нескладный. Когда они поравнялись с автомобилем, Феликс, высунувшись из окна, сказал:
— Боюсь, вы меня не помните!
Юноша покачал головой. Поразительные глаза! Но девушка протянула руку:
— Что ты, Дирек, это же дядя Феликс!
И оба улыбнулись — девушка очень приветливо, юноша сдержанно. И вдруг, почувствовав себя как-то до странности неловко, Феликс пробормотал:
— Я еду в гости к вашему отцу. Хотите, подвезу вас до дома?
Ответ был тот, какого он и ожидал:
— Нет, спасибо. — Но потом, словно желая смягчить свой отказ, девушка добавила: — Нам еще кое- что надо сделать. Отец, наверно, в фруктовом саду.
Голос у нее был звучный, полный сердечности. Приподняв шляпу, Феликс поехал дальше. Что за пара! Странная, полная прелести, чем-то пугающая. Ну и деток же принесла брату Кэрстин!
Подъехав к дому, он поднялся по мшистым ступеням и отворил калитку. Со времени визита Клары здесь мало что изменилось — только ульи переставили подальше. На его стук никто не ответил, и, вспомнив слова девушки: «Отец, наверно, в фруктовом саду», — он направился туда. Трава была высокой, и по ней были рассыпаны белые лепестки. Феликс брел по ней среди пчел, гудевших в яблоневом! цвету. В конце сада он увидел брата, рубившего грушу. Тод был в рубашке, обнажавшей чуть не до плеч загорелые руки. Ну и силач! Какие могучие, звенящие удары он наносил по стволу! Дерево рухнуло, и Тод вытер рукой лоб. Этот огромный, смуглый, кудрявый человек выглядел еще великолепнее, чем помнилось Феликсу, и был так прекрасно сложен, что каждое его движение казалось легким. Лицо у него было широкое с выдающимися скулами; брови густые и немножко темнее золотистых волос, поэтому его глубоко посаженные ярко-синие глаза смотрели словно из чащи; ровные, белые зубы сверкали из-под рыжеватых усов, а смуглые небритые щеки и подбородок, казалось, были присыпаны золотой пудрой. Заметив Феликса, он пошел ему навстречу.
— Подумать только, — оказал он, — что старик Гладстон проводил свой досуг, рубя деревья! Какое грустное занятие!
Феликс не очень понимал, что надо на это ответить, поэтому он просто взял брата под руку. Тод подвел его к дереву.
— Садись! — сказал он. Потом печально поглядел на грушу и пробормотал: — Семьдесят лет росло и в семь минут погибло. Теперь мы ее сожжем. Что ж, с ней надо было расстаться. Она уже три года не цвела.
Говорил он медленно, как человек, привыкший думать вслух. Феликс смотрел на него с удовольствием.
«Можно подумать, что мы живем рядом, — сказал себе Феликс, — по тому, как он отнесся к моему появлению!»
— Я приехал в автомобиле Стенли, — сообщил он брату. — На дороге видел твоих ребят — прекрасная пара!
— А!.. — сказал Тод. И в его тоне прозвучали не просто гордость или отцовская любовь. Потом он поглядел на Феликса.
— Зачем ты приехал, старина? Феликс улыбнулся. Странный вопрос!
— Поговорить.
— А!.. — сказал Тод и свистнул.
На свист его прибежал довольно большой, сильный пес с блестящей черной шерстью, белой грудью и черным хвостом с белой кисточкой; он встал перед Тодом, слегка наклонив голову набок; его желтовато- коричневые глаза говорили:
«Пойми, я должен догадаться, о чем ты сейчас думаешь!»
— Ступай, скажи хозяйке, чтобы она пришла. Хозяйке!
Пес помотал хвостом, опустил его и убежал.
— Мне его дал один цыган, — сказал Тод. — Самая лучшая на свете собака.
— Эх, старина, так все говорят про своих собак!
— Да, — кивнул Тод. — Но эта и правда самая лучшая.
— Морда у нее умная.
— У нее есть душа, — сказал Тод. — Цыган клялся, что он ее не украл, но это неправда.
— А ты разве всегда знаешь, когда люди говорят неправду?
— Да.
Услышав такое чудовищное заявление от любого другого, Феликс непременно улыбнулся бы, но так как это был Тод, он только спросил:
— Откуда?
— Когда люди говорят неправду, они всегда смотрят тебе в лицо, но взгляд у них неподвижный.
— У некоторых это бывает, когда они говорят правду.
— Да, но когда они лгут, ты видишь, как они стараются, чтобы взгляд у них не блуждал. Собака не смотрит тебе в глаза, когда хочет что-то скрыть, а человек смотрит слишком пристально. Послушай!
Феликс прислушался, но ничего не услышал.
