— Да очнись же, отец!
После того как Недду поглотил маленький водоворот Джойфилдса, солнце совсем перестало светить для Феликса. И лихорадочный труд над «Последним Пахарем» не принес ожидаемых результатов. Поэтому сердце его дрогнуло под песочным жилетом, когда он увидел, что в калитку входит Недда. Ей, наверно, что- нибудь от него нужно! Вот до какого самоотречения он дошел в своей любви к дочери. А если ей что-нибудь от него нужно, значит, там снова неприятности! И даже когда она с жаром обняла его и сказала: «Ах, папочка, до чего же хорошо увидеться с тобой!», — это только укрепило его подозрения, хотя деликатность и не позволила ему спросить, чего она от него хочет. Он разговаривал с ней о том, какое сегодня небо, и на другие посторонние темы, думал, какая она хорошенькая, и ожидал нового подтверждения того, что молодости принадлежит первое место, а старик отец должен отныне играть вторую скрипку. Из записки Стенли он уже знал о забастовке батраков. Эта новость почему-то его даже обрадовала. Как бы там ни было, но забастовка законная форма политического протеста, и весть о ней не мешала ему по-прежнему убеждать себя, что все это, в сущности, чепуха. Однако он не читал в газетах о штрейкбрехерах, а когда она показала ему заметку, рассказала о своем посещении мистера Каскота, и о том, как она хотела увезти его с собой, чтобы в истинном свете показать ему то, что там творится, Феликс, помолчав, оказал ей как-то даже робко:
— Может, и я на что-нибудь пригожусь, детка?
Она покраснела, ничего не говоря, сжала ему руку, и Феликс понял, что он ей нужен.
Он уложил саквояж, оставил Флоре записку и спустился к Недде в прихожую.
Был уже восьмой час, когда они вышли из поезда и, наняв извозчика, медленно поехали в Джойфилдс под небом, затянутым дождевыми тучами.
Глава XXIX
Когда Феликс и Недда добрались до дома Тода, там не было ни души, кроме трех малышей Трайста, тихонько занятых каким-то своим делом, мало похожим на обычную детскую возню.
— Где миссис Фриленд, Бидди?
— Мы не знаем, ее позвал какой-то человек, и она ушла.
— А мисс Шейла?
— Она ушла еще утром. И мистер Фриленд тоже ушел.
— И собака ушла, — добавила Сюзи.
— Тогда давайте пить чай. Помоги мне накрыть на стол.
— Хорошо.
С помощью маленькой мамы и скорее мешавших им Билли и Сюзи Недда заварила чай и накрыла на стол; на душе у нее было тревожно. Ее беспокоило отсутствие тети, редко покидавшей дом, и, пока Феликс отдыхал, она несколько раз под различными предлогами выбегала к калитке.
Выбежав в третий раз, она увидела, что от церкви к дороге движется несколько фигур, — темные силуэты людей, которые что-то несут, окруженные другими людьми. Тяжелые тучи совсем заволокли небо и скрыли солнце; стало сумрачно, очертания деревьев потемнели, и только когда процессия приблизилась и до нее оставалось шагов двести, Недда увидела, что это идут полицейские. Но рядом с тем, что они несли, она разглядела синее платье Кэрстин. Что же они несут? Недда кинулась вниз по ступенькам, но сразу остановилась. Не надо! Если это он, его принесут сюда. Она в растерянности бросилась назад. Теперь ей уже было видно, что на куске плетня несут какое-то тело. Это он!
— Папа! Скорей!
Выбежав на ее крик, перепуганный Феликс увидел, что она стоит посреди дорожки, ломая руки, но она тут же бросилась назад к калитке. Процессия уже приближалась к дому. Недда увидела, как люди взбираются по ступенькам; те, кто шел сзади, поднимали руки повыше, чтобы выровнять носилки. Дирек лежал на спине; лоб и голова у него были замотаны мокрым синим полотном, оторванным от материнской юбки; лицо у него было очень бледное. Лежал он совершенно неподвижно; костюм был весь выпачкан глиной. Недда в ужасе вцепилась в рукав Кэрстин.
— Что с ним?
— Сотрясение мозга.
Спокойствие этой женщины в синем придало Недде мужество, и она тихонько попросила:
— Положите его ко мне в комнату, тетя Кэрстин, там больше воздуха.
Она бросилась наверх, широко распахнула дверь, скинула с подушки свою ночную рубашку и приготовила постель, налила в таз холодной воды и опрыскала комнату одеколоном. Потом она замерла. Может быть, они его сюда не принесут? Нет, вот они поднимаются по лестнице. Дирека внесли и положили на кровать. Она услышала, как один из полицейских сказал:
— Доктор сейчас придет, сударыня. Пусть пока полежит спокойно.
Потом они с его матерью остались одни.
— Расшнуруй ему башмаки, — попросила Кэрстин.
Пальцы у Недды дрожали, и она злилась на свою неловкость, снимая грязные башмаки. Потом тетя мягко сказала:
— Поддержи, дорогая, я его сейчас раздену.
Она поддерживала его, прислонив к своей груди, и испытывала какую-то странную радость, что ей это позволяют. Только когда Кэрстин сняла стеснявшую его одежду и они опустили безжизненное тело на кровать, она решилась шепотом спросить:
— А он долго еще будет?..
Кэрстин покачала головой и, обняв ее, шепнула:
— Мужайся, Недда!
Девушка почувствовала, что ее захлестнула горячая волна любви и страха. Она подавила эти чувства и тихонько пообещала:
— Хорошо. Только позвольте мне за ним ухаживать!
Кэрстин кивнула. Они сели рядом и стали ждать.
Следующие четверть часа показались ей самыми длинными в ее жизни. Видеть его живым и в то же время как бы неживым, без сознания, которое, быть может, никогда не вернется! Странно, как она замечала все, что творится вокруг, несмотря на то, что смотрела только на его лицо. Она знала, что за окном опять идет дождь; слышала его шелест и стук капель, чувствовала, как его душистый, прохладный запах пробивается сквозь запах одеколона, которым она опрыскала комнату. На руке Кэрстин, когда та меняла компресс и широкий синий рукав соскальзывал на локоть, она заметила синие жилки, заметила белизну этой руки и ее округлость. Близко от нее, на самом краю постели, лежала ступня Дирека. Недда украдкой сунула руку под одеяло. Ступня на ощупь была совсем холодная, и Недда крепко ее сжала. Если бы ее горячая рука могла влить в него жизнь! Ей было слышно тиканье маленьких дорожных часов, видны мухи, кружившие высоко под белым потолком; они кидались друг на друга, делая в воздухе сложные зигзаги. В ней проснулось чувство, которого она никогда еще не испытывала, оно наполнило ее всю, в глазах ее, в лице, даже в позе молодого тела появилась новая мягкость, материнская нежность, в ней проснулось желание поцеловать больное место, выходить, вылечить, вынянчить и утешить свое дитя. Она не сводила глаз с этих белых округлых рук в синих рукавах, — как уверенно и точно они двигаются, как мягко, бесшумно и быстро меняют холодные компрессы на темной голове! Но вот под повязкой она вдруг увидела его глаза, и ей чуть не стало дурно. Глаза у него были полуоткрыты, словно у него не хватало сил даже их закрыть! Недда прикусила губу, чтобы не закричать. Какой ужас, — ведь они совсем стеклянные! Почему до сих пор нет врача? В голове у нее снова и снова звучала та же молитва: «Господи, не дай ему умереть! Только не дай ему умереть!»
Дрозды во фруктовом саду затягивали вечернюю песню. Как ужасно, что они поют, как будто ничего не случилось! А ведь если он умрет, для нее погаснет свет, как он погас в его бедных глазах! И все равно на земле по-прежнему будет так, будто ничего не случилось! Как же это возможно? Нет, этого не может быть, ведь она тоже тогда умрет! Недда увидела, что Кэрстин быстро повернула голову, словно испуганный зверек, — по лестнице кто-то поднимался! Это был врач, молодой человек в гетрах, он на ходу вытирал
