– Кто струсил раз, струсит и в другой.
– Уилфрид – одна из самых сложных, упрямых, непонятных натур, какие только бывают на свете. Подходить к нему с обычной меркой – пустое занятие. Но если он и сказал Динни, от неё мы ни слова не добьёмся.
Отец и сын взглянули друг на друга.
– Помните, в нём много героического, но проявляется оно там, где не нужно: он ведь поэт.
Бровь сэра Лоренса задёргалась: верный признак того, что он пришёл к определённому решению.
– Придётся заняться этой историей вплотную. Люди не пройдут мимо неё – не такая у них природа. Мне, конечно, нет дела до Дезерта…
– Мне есть, – возразил Майкл.
– …но я беспокоюсь о Динни.
– Я тоже. Впрочем, она поступит так, как сочтёт нужным, папа, и переубеждать её – напрасный труд.
– Это одно из самых неприятных событий в моей жизни, – с расстановкой вымолвил сэр Лоренс. – Итак, мой мальчик, пойдёшь ты к нему или сходить мне?
– Пойду, – со вздохом ответил Майкл.
– Он скажет тебе правду?
– Да. Останетесь обедать?
Сам Лоренс покачал головой:
– Боюсь встречаться с Флёр, пока у меня на душе эта забота. Я полагаю, тебе не нужно напоминать, что до твоего разговора с ним никто ничего не должен знать, даже она?
– Разумеется. Динни ещё у вас?
– Нет, вернулась в Кондафорд.
– Её семья! – воскликнул Майкл и свистнул.
Её семья! Эта мысль не оставляла его за обедом, во время которого Флёр завела речь о будущем Кита. Она склонялась к тому, чтобы отдать его в Хэрроу, так как Майкл и его отец учились в Уинчестере. Майклу нравились оба варианта, и вопрос всё ещё оставался открытым.
– Вся родня твоей матери училась в Хэрроу, – убеждала Флёр. – Уинчестер кажется мне слишком педантичным и сухим. И потом, те, кто учился там, никогда не достигают известности. Если бы ты не кончил Уинчестер, ты давно бы уже стал любимцем газет.
– Тебе хочется, чтобы Кит стал известным?
– Да, но, разумеется, с хорошей стороны, как твой дядя Хилери. Знаешь, Майкл, Барт – чудесный, но я предпочитаю Черрелов твоей родне с отцовской стороны.
– Мне казалось, что Черрелы чересчур прямолинейны и чересчур служаки, – возразил Майкл.
– Согласна, но у них есть характер и держатся они как джентльмены.
– По-моему, ты хочешь отдать Кита в Хэрроу просто потому, что там все разыгрывают из себя лордов, – усмехнулся Майкл.
Флёр выпрямилась:
– Да, хочу. Я выбрала бы Итон, если бы это не было слишком уж откровенно. К тому же я не терплю светло-голубого.
– Ладно, – согласился Майкл. – Я всё равно за свою школу, а выбор за тобой. Во всяком случае, школа, которая создала дядю Эдриена, меня устраивает.
– Никакая школа не могла создать дядю Эдриена, дорогой, – поправила Флёр. – Он древен, как палеолит. Самая древняя кровь в жилах Кита – это кровь Черрелов, а я, как выразился бы Джек Масхем, намерена разводить именно такую породу. Кстати, помнишь, на свадьбе Клер он приглашал нас посетить его конский завод в Ройстоне. Я не прочь прокатиться. Джек образцовый экземпляр денди-спортсмена: божественные ботинки и неподражаемое умение владеть лицевыми мускулами.
Майкл кивнул:
– Джек словно вышел из рук не в меру усердного чеканщика: изображение стало таким рельефным, что под ним не видно самой монеты.
– Заблуждаешься, дорогой: на обратной стороне достаточно металла.
– Он – 'настоящий саиб', – подтвердил Майкл. – Никак не могу решить, что это – почётное прозвище или бранная кличка. Черрелы – лучшие представители людей такого типа: с ними можно церемониться меньше, чем с Джеком. Но даже вблизи них я всегда чувствую, что 'в небе и в земле сокрыто больше, чем снится их мудрости'.
– Не всем дано божественное разумение.
Майкл пристально взглянул на жену, подавил желание сделать колкий намёк и подхватил:
– Вот я, например, никак не могу уразуметь, где тот предел, за которым нет места пониманию и терпимости.
– В таких вещах вы уступаете нам, женщинам. Мы полагаемся на свои нервы и просто ждём, когда этот предел обозначится сам по себе. Бедняжки мужчины так не умеют. К счастью, в тебе много женского, Майкл. Поцелуй меня. Осторожней! Кокер всегда входит внезапно. Значит, решили: Кит поступает в
