Но Морис только весело рассмеялся и вдруг властно приказал Томасу:
— Сцепите пальцы рук! Крепко сцепите! И смотрите мне прямо в глаза, не отрываясь. Не отводите взгляда! Ваши руки сжимаются все крепче. Вы не можете их разжать! Они разожмутся только по моему разрешению. Пробуйте, прилагайте усилия. Вы не можете разжать руки!
Томас попытался расцепить пальцы — и не смог. На лбу его выступили капельки пота.
Я уже видела подобные штуки: таким способом проверяют, хорошо ли человек поддается внушению. Но бедный Томас так перепугался, что мне его стало жалко.
Ганс помалкивал, занятый своим делом — все запоминать. Но мне показалось, что он тихонечко хихикнул.
— Морис, дай же человеку спокойно пообедать! — сердито сказала я.
— Прошу прощения. Теперь они легко разожмутся по моему приказу. Только слушайтесь меня! Видите? Клодина, подложи гостю еще колбасок, они превосходны, — добавил он как ни в чем не бывало.
— Спасибо, я…
— Ешьте, ешьте. Так почему же вы все-таки думаете, будто родились не здесь, а в другой стране?
— Иногда я вижу странные сны, — помедлив, ответил гость и посмотрел исподлобья на Мориса: не станет ли тот смеяться?
Но Морис, наоборот, сразу стал особенно деловит и серьезен и быстро спросил, подавшись к нему через стол:
— Какие именно сны?
— Мне снятся горы… Не наши горы, а пологие, с мягкими очертаниями. Снится маленький городок у моря. В нем есть что-то восточное. И солнце там жаркое, не такое, как у нас, тени четкие, черные.
— У моря? Может быть, это озеро — вроде нашего, Женевского? — спросил Морис.
— Нет, там море, — упрямо ответил гость, покачивая головой. — На базаре продают много рыбы.
Он замолчал, словно всматриваясь в эти воспоминания. И мы молчали, никто не решался их вспугнуть. Потом Морис спросил:
— Еще что вам снится?
— Иногда товарный вагон. В нем много детей. Нас куда-то везут, но выходить из вагона не дают даже на больших станциях… Часовые в стальных шлемах. Этот сон неприятный. Они толкают нас прикладами, бьют. Я всегда просыпаюсь в холодном поту.
— В каких странах вы бывали, кроме Швейцарии? — спросил Морис.
— Ни в каких. Я всю жизнь прожил здесь.
— Никогда не бывали за границей?
— Нет. Я и тут-то мало куда ездил. Вот только в Берн да однажды в Цюрих с женой.
— Какие языки знаете, кроме немецкого?
— Никаких. В монастыре учил латынь, но помню плохо.
— Даже французского не знаете? — поднял брови Морис. — Довольно редкий случай в нашей многоязычной стране.
— Немножко знаю, но произношение… Понимать-то я понимаю, но предпочитаю говорить по- немецки.
— Пожалуй, вы правы, — задумчиво проговорил Морис. — Вас откуда-то привезли в Швейцарию.
— Конечно! — обрадовался Томас. — Вы поможете мне найти моих родственников?
— Пока трудно за что-либо зацепиться. Попробуйте вспомнить, что вам снилось еще. И главное — с деталями, побольше подробностей.
Гость задумался.
— Иногда снятся совсем другие дома, — опустив голову, виновато сказал он. — Маленькая деревня в сосновом лесу. И гор нет никаких вокруг. Может, это снится мне просто так? Как говорится, дьявол путает?
— Вы суеверны? — быстро спросил Морис.
— Нет, что вы! — поспешно ответил гость. — Но вчера, например, приснилась уж явная чертовщина…
— Какая?
— Женщины плясали вокруг костра и потом ходили босыми ногами по угольям.
— Какие женщины? Как они выглядели?
— В таких длинных черных платьях, в белых платочках.
— И они ходили босиком по раскаленным углям?
— Да. Вы мне не верите?
— Почему же? Ведь вы в самом деле видели это?
— Да!
— Во сне?
— Да. Но мне кажется, я видел это когда-то и наяву… — Под пристальным взглядом Мориса он тут же поспешил поправиться: — А может, мне так только кажется. Конечно, нелепый сон.
— Как заметил один мудрый человек: «Сны — это лгуны, которые иногда говорят правду…», — важно произнес Ганс.
— Значит, вы мне верите? — обрадовался гость. — И поможете?
— Попытаюсь. Не будем откладывать. Приходите завтра к десяти часам. Мы попробуем разобраться в ваших снах.
— Спасибо, профессор! Недаром у меня было хорошее предчувствие, когда шел к вам. Я непременно приду, только надо договориться с хозяином… — Он встал, неловко поклонился Морису, потом нам с Грюнером. — Большое спасибо за обед.
Помявшись, но так и не решившись что-то сказать, он направился к двери. Морис пошел проводить его до ворот.
— Очень беспокоится о гонораре, не много ли возьму за консультацию, — сказал он, вернувшись. — Я его успокоил, что подожду: «Сочтемся, когда вы найдете своих богатых родичей…»
— Ты его не напугал? — спросила я. — А то вдруг он вообще больше не придет. Неловко получилось. Ничего себе, пригласил человека пообедать. Замучал дотошными вопросами, затем этот глупый фокус с руками. Он даже торт не доел…
— Надо же было проверить его внушаемость.
— Обязательно за обедом? Он и так посматривал на тебя с недоверием, как на какого-то шарлатана. Когда наконец ты научишься себя вести, как подобает профессору и доктору философии?
— Наоборот, я произвел на него хорошее впечатление. Он мне верит. Ну, что вы думаете об этом дельце?
Грюнер, конечно, сказал, как всегда, совершенно неожиданное:
— Какой у него желтый и рассыпчатый голос, у этого Томаса.
— Вам он показался именно таким? — заинтересовался Морис, сразу забыв о Томасе.
— Да. Желтый и рассыпчатый, как просяная крупа.
— Любопытно. Это надо записать.
— Хорошо, я отмечу свои ощущения в протоколе беседы… — кивнул Грюнер. — Вы ему верите?
— Его снам?
— Тому, что он в самом деле забыл, где родился.
— Это вполне возможно.
Грюнер иронически скривил тонкие губы:
— Ложку ищет, а она у него в руках…
— Разумеется, вам это кажется совершенно невозможным, — сказала я. — Но ведь вы уникум.
— Никогда не поверю, будто можно забыть такие вещи, — упрямо покачал головой Ганс.
Он в самом деле уникум, человек с необыкновенной памятью. Ганс помнит все. Морис уверяет, будто его память практически не имеет границ.
Ганс свободно запоминает таблицы в сотни цифр, что меня поражает больше всего, сколько угодно
